Ганс Фаллада - Крестьяне, бонзы и бомбы

Он кладет трубку. В кабинет входит секретарь.

— Можете идти, Пикбуш. Я же сказал: только если его опознают.

— Молодой человек исчез, господин бургомистр.

— Исчез?! То есть ушел?

Уставившись в одну точку, бургомистр размышляет: «Если это враг, одурачивший меня, то я опозорен. Если шпион, решивший выведать планы властей, мне конец… Да какой он, к чертям, шпион. Просто перетрусил». — И добавляет вслух:

— Пикбуш, загляните-ка в туалет. Может, его туда понесло. — Секретарь направился к дверям. — Стойте! Фрерксена ко мне. Где он застрял?.. А, вот и он… Да, Пикбуш, всех, кто сидит в приемной, — к асессору Штайну, пусть разберется. Обнадежит, отложит… Самое важное — ко мне, через четверть часа… Садитесь, Фрерксен, намечается хорошенькое дельце: наконец-то у нас есть шанс снискать благоволение «товарища» Тембориуса.

Святилище губернатора Тембориуса — длинный кабинет, обшитый темными панелями. Здесь всегда сумрачно. Украшенные гербами и цветными ангелочками оконные стекла затеняют даже самый солнечный летний день.

Этот чиновник, вознесенный на высокий пост благодаря поддержке однопартийцев, многочисленным связям и кое-какому административному опыту, не любит ничего яркого и громкого. Бесшумность, умеренность, мягкость лежат в самой его природе. Тихо, неторопливо, мягко правил он судьбами своего округа — и так же без спешки, вполголоса, с кроткими интонациями, совещается он сейчас с командиром полицейской части и с тайным финансовым советником Андерсоном. Где-то, в самом темном углу святилища, низенький жирный асессор заносит высказывания трех господ в протокол — ради спокойствия своего начальника.

— Весьма прискорбно, — почти шепотом говорит наместник министра внутренних дел, — весьма прискорбно, что за столь короткий срок не удалось связаться с прокуратурой. Грамцовское дело — это не рядовой случай, это — сигнал.

Полковнику полиции Зенкпилю хочется курить.

— Вот и надо решительно действовать, — вставляет он.

— Если снимки окажутся такими, как обещал Гарайс, мы наконец-то узнаем смутьянов.

— Смутьянов из одного села. А движение уже вышло за местные рамки.

— Именно! Вот и увидим, были ли там эмиссары других районов.

— Господа… — опять вступает губернатор и, запнувшись, умолкает. Досадливо передернув плечами, начинает снова. — Господа… Для меня было бы весьма ценно знать мнение прокуратуры.

— Дело вполне ясное, — утешает его тайный советник Андерсон. — Если преступников сумеют опознать на снимках, приговор будет суровым.

Но Тембориус не успокаивается: — А поможет ли это? Устрашит ли других?

Полковник смотрит на тайного советника, советник на полковника. Затем, повернув головы, оба вглядываются в угол, где сидит ничтожнейший асессор.

Первым отвечает полковник: — Устрашит ли? Надо полагать — да. Отсидят полгода — годик и образумятся.

Тембориус поднимает руку — узкую, костлявую, с длинными пальцами и набухшими венами.

— Вы говорите: да, устрашит. Но так ли это на самом деле?.. Господа, должен вам признаться, я считаю это движение очень опасным, чрезвычайно опасным, гораздо опаснее, чем КПГ и НСДАП. Худшее, что могло случиться, случилось: служебный аппарат дает перебои. Попомните мое слово: наступит день, когда управлять деревней станет невозможно.

Его собеседники ошеломлены: — Господин губернатор!..

— Да, да! Наши сельские старосты никогда не отличались усердием. Почти никто из них и прежде не старался исполнять официальные предписания в срок. Они работали крайне медленно. А теперь медлительность перешла в пассивное сопротивление. Документы неделями застревают в деревнях. Напоминания бесполезны, присужденные штрафы удается взымать лишь в принудительном порядке… — Помолчав: — В провинции насчитывается уже более двух десятков старост, которые не вручают налоговые извещения членам своей общины, а отсылают обратно с пометкой: «Потому что несправедливо». Слышите? Несправедливо! Старосты нисколько не помогают исполнителям, пример — Грамцов. А движение ширится. Машина скрипит и буксует. И это происходит именно в моей провинции…

— Министр вас ценит, — вставляет Андерсон.

— Нет, нет, не скажите… У меня такое впечатление, что в Берлине очень недовольны развитием здешних событий.

— Картина сразу изменится, — заявляет полковник, — как только они перейдут от пассивного сопротивления к активному. Грамцов был первой ошибкой крестьян. Если снимки выявят преступника, мы сегодня же предпримем решительные действия. Это заставит крестьян совершить новые промахи. Позвольте мне дать команду моим людям. За стычками дело не станет, а уж при стычках наша победа обеспечена.