Анаит Григорян - Поселок на реке Оредеж [litres]

– Да не обидела, не обидела, господи! – всплеснула руками Татьяна. – Ну что ты себе придумываешь?

– Хорошо, если так. Сережу своего целуй от меня, – Олеся Иванна подмигнула Татьяне, и та совсем растерялась. – Скажи, приду к нему как-нибудь на службу в красной юбке, бабок его пугать.

– Ну ты придумаешь тоже, Олеся Ивановна…

– А и приду, я слов-то на ветер бросать не привыкла, когда это я кого обманывала? – Олеся звонко рассмеялась. – Вот юбку-то свою красную выглажу, подол покороче подошью и приду, так и знай!

Когда она ушла, Татьяна еще некоторое время стояла на крыльце, прислонившись плечом к обросшему вьюнком столбу, подпирающему навес. Каждый раз, стоило ей поговорить с Олесей Иванной или даже подумать о ней, «мир в ее душе приходил в смятение» – Сережа, наверное, так бы сказал и посоветовал бы прочитать подходящую случаю молитву. Попадья вздохнула и скрестила руки на груди, как будто пытаясь от чего-то защититься. Хоть она и старалась не слушать поселковых сплетен, до нее доходило, что у Олеси Иванны был выкидыш – может, даже и не один, при такой-то жизни, и поселковые тетки и бабки добавляли, что, может, и не выкидыш, наврала все Олеська про выкидыш, чтобы ее пожалели, а сама небось таскалась в Тосно или в Гатчину делать аборт, да не раз и не два – баба-то здоровая, другая вон вытравит первого ребенка по дурости, а потом все, пиши пропало, и захочешь детей, а не будет, – вот так их Бог наказывает, а этой – хоть бы хны. На дорожку перед домом вышла кошка, уселась прямо напротив хозяйки и принялась умываться, изредка поднимая на нее круглые зеленые глаза – позовет погладить или не позовет? Кошку, когда та еще была котенком, Татьяна, несмотря на протесты Сергия, отвезла к ветеринару и стерилизовала, чтобы не пришлось потом топить котят, потому что кому их раздашь в поселке – и так у каждого по две-три кошки живет, а ничейных вообще не счесть.

– Прости меня, Мурка, – сказала Татьяна кошке, когда та в очередной раз на нее посмотрела, и кошка, решив, что ее зовут, бросила мыться, подбежала, вскарабкалась по ступеням крыльца и принялась тереться о Татьянины ноги. – Глупенькая. – Татьяна, наклонившись, почесала ее за ухом, и Мурка заурчала, как трактор. – Тварь бессловесная.

На улице было так жарко, что воздух казался подернутым рябью и мелко дрожал над зарослями лопухов, росших вдоль дороги. Олеся Иванна ленивым движением стянула с шеи платок: шея у нее была красивая, белая, с аккуратной яремной ложбинкой – разве что чуть полноватая. Один из дачников, с которым она гуляла позапрошлым летом, сказал ей как-то, что у нее шея как у Екатерины Второй на портрете в Русском музее, и нежно погладил ее затылок кончиками пальцев (Яков Романыч так никогда не делал). Олеся Иванна в музеях не бывала, если не считать поселкового краеведческого, но ей было приятно думать, что она чем-то похожа на Екатерину Вторую, которая – об этом Олеся где-то читала – была в молодости известной на всю Россию красавицей. Татьяна жила далеко от Олесиного магазина, поэтому знакомые навстречу почти не попадались, и Олеся Иванна медленно побрела по неширокой дороге между домами, чуть запрокинув голову и прикрыв глаза.

Все-таки у нас лучше, чем в городе. Тишина, цветы вдоль дороги качаются, шмели жужжат. Блестящая бронзовка деловито копается в белой корзиночке бузины. Олеся Иванна остановилась возле бузинного куста, некоторое время рассматривала бронзовку, отливающую синим и зеленым, потом осторожно дотронулась до нее кончиком пальца: жук раздраженно загудел, расправил надкрылья, выпустил из-под них пару прозрачных рыжеватых крылышек и тяжело перелетел на другое соцветие.

– Глупый, – насмешливо сказала она, – я же тебя только погладить хотела.

Хорошо быть жуком: красивый, блестящий, перелетаешь себе с цветка на цветок, пьешь сладкий нектар, и ни до кого-то тебе дела нет. Она как-то спрашивала у одного городского – не у того, который сравнил ее с Екатериной Второй, а у другого, – у жуков оно как устроено: женщины такие нарядные и блестящие или парни? – и городской – она помнила только, какие у него были смешные очки и коротко подстриженная бородка, – рассмеялся и ответил, что на самом деле жуки все одинаковые и все на одно лицо. Олеся тогда подумала, что он дурак и бородку себе отпустил, чтобы казаться умнее, ведь не может быть в природе так устроено, чтобы все были на одно лицо.

Она закинула руки за голову и потянулась. Хорошо-то хорошо, а все равно лето короткое, потом как зарядят дожди в сентябре, а если не повезет – так прямо в середине августа, и станет поселок серым, скучным, дачники все поразъедутся, и в магазин будут заглядывать только мужики за бутылкой и пачкой «Беломора» да бабки, которые приходят больше чтобы поговорить: проболтает такая минут двадцать про своих детей и внуков, уехавших в город и ее бросивших, а купит на два рубля, да еще прибавит, что и пряники ей черствые, и хлеб вчерашний, и тушенка несвежая (это тушенка-то! да эту же самую тушенку полярники с собой в экспедиции берут). И сиди так до конца мая с мужиками и бабками, хоть в Оредежи с этого топись.