Анаит Григорян - Поселок на реке Оредеж [litres]

Олеся Иванна почувствовала, как сердце забилось быстро-быстро, краска прилила к щекам, и она отвернулась и закрыла лицо ладонями. Старый дурак, спасибо скажи, что тебя такого приголубили, а это, оказывается, она, Олеся Ивановна, в чем-то перед тобой виновата. Только бы люди не увидели, вон, вышли кто-то из-за поворота, сюда идут. Она сощурилась, но и без того было ясно, что это отец Сергий, потому что кому бы еще взбрело в голову в такую погоду одеться во все черное. Жарко ему, наверное. С Сергием была какая-то незнакомая женщина в цветастом сарафане и с повязанной легкой косынкой головой: она что-то торопливо говорила ему и, как показалось Олесе, порывалась дернуть за рукав подрясника, так что священник шел, склонив набок голову, и совсем не смотрел перед собой.

– Вот только этого тут не хватало! – Яков Романыч сердито сплюнул. – Вечно он, когда его не надо…

Олеся Иванна усмехнулась, выпрямилась, привычным движением поправила волосы и отвернулась.

– Что, перед попом красуешься? – зло спросил Яков Романыч и попытался дернуть ее за руку, но она только отмахнулась и бросила через плечо:

– Не ваше собачье дело. А даже если и так…

Яков Романыч вдруг схватил ее за запястье и сильно сжал, так что она чуть не вскрикнула, но сдержалась и только процедила сквозь зубы:

– Пустите… перед людьми не позорьте меня.

– Тебя опозоришь, как же…

– Да замолчите вы! Надоели уже хуже горькой редьки!

Жук-бронзовка тяжело плюхнулся в цветы бузины: то ли вернулся тот, которого она спугнула, то ли прилетел новый, их к середине лета бывает много, и дети ловят их и сажают в спичечные коробки. Олеся тоже как-то раз поймала в детстве жука в спичечный коробок: ей хотелось, чтобы он жил у нее в коробке, и она пыталась кормить его мелко нарезанными овощами, крошками печенья и водой с сахаром, но жук отказывался от всего и через несколько дней умер, и Олеся закопала его в том же коробке в дальнем конце огорода. И не вспомнить теперь, плакала она тогда или нет, может быть, и совсем не плакала, а сейчас хотелось заплакать, но слез не было – только обида стояла в горле, как будто она случайно проглотила кусок хлебного мякиша.

– Пустите, говорю вам… люди увидят…

Яков Романыч хотел что-то ответить, но, видимо, и сам уже понял, что переборщил, и отпустил. Она потерла запястье. Ничего, главное, чтобы синяка не осталось, дома надо будет компресс сделать из капустного листа. И не уйти теперь: и назад не повернешь, и с дороги никуда не свернуть – одна дорога до самого старого моста, да и отец Сергий их уже заметил и помахал рукой. Олеся Иванна медленно пошла ему навстречу, спиной чувствуя, что Яков Романыч тащится следом.

– Добрый день, батюшка! Что-то вы сегодня рано…

Незнакомая женщина коротко и неприязненно взглянула на Олесю, потом на Якова Романыча и едва заметно усмехнулась. «Знает, все знает…» – промелькнуло в Олесиной голове. Ей хотелось сейчас же провалиться сквозь землю, а лучше – стать легкой, как одуванчиковый пух, оторваться от земли и полететь – далеко-далеко, куда понесет ее ветер, над полем и лесом, чтобы вокруг звенели всякие насекомые и трещали птицы, и солнце прорезывало своими лучами горячий дрожащий воздух. Чтобы все остались стоять с разинутыми ртами, глядя на нее, – и потом бы, может быть, пожалели, что улетела от них Олеся Ивановна, потому что кто еще согласится отпускать в долг крупу и папиросы. Она глянула на богомолку и тоже усмехнулась – мол, знаем мы вас, в цветастых ваших платочках, и вы не лучше нас, и к какой-нибудь такой же – а не к тебе ли, часом? – старый дурак таскается на эту сторону. Женщина нахмурилась и опустила глаза, как будто услышала ее мысли.

– Так ведь сегодня вечерней службы нет. – Сергий пожал протянутую Яковом Романычем руку и смущенно потер пальцами лоб, как будто ему было неудобно, что сегодня нет службы. – Так я домой сейчас… Может, вы на чай зайдете? – и прежде, чем Олеся успела возразить, что она сама только от Татьяны, торопливо добавил: – У Якова Романовича, наверное, дела, а вы зашли бы, Олеся Ивановна, составили бы Танюше женскую компанию, от меня какой толк…

Последние несколько слов он совсем промямлил и снова потер пальцами лоб. Комаровские девчонки говорили как-то Олесе Иванне, что отец Сергий носит в карманах подрясника тянучие конфеты «Коровки», чтобы раздавать детям.

– Телевизор бы, может, надо ей купить, – добавил Сергий, видя, что Олеся Иванна колеблется. – Она бы хоть сериалы по вечерам смотрела за шитьем… но как-то все не накопить, то на одно нужно, то на другое, ну и сидит одна-одинешенька, пока я страждущих утешаю по мере своего разумения. Так что, зайдете?