Михаил Каюрин - Кацап

— А, может, и пожалел меня Тимофей при наше встрече, — раздумчиво проговорил Александр, поставив стакан на стол, потянулся вилкой за квашеной капустой. — Ему, Герою, я думаю, не составило большого труда отыскать пропавший орден.

— Так ты пригласи его к нам, посидите вместе, пропустите по рюмочке, повспоминаете былое, — предложила Василиса добродушно. — Он и расскажет тебе, как восстановил справедливость.

— Нет, Василиса, этого я никогда не сделаю, — отрезал Александр.

— Почему?

— Потому что он Герой, птица высокого полёта, — повысив голос, ответил Александр. — А я кто?! Бывший зек, голь перекатная, человек второго сорта! Вот кто я!

— Зачем ты возводишь на себя напраслину? — не согласилась Василиса.

— Разве не так? — Александр вновь налил в стакан водки, поставил перед собой. — Тимоха начнёт рассказывать, как героически защищал Родину, а я что скажу ему в ответ? Как пайку добывал на зоне, чтобы не подохнуть с голода?! Не-ет, Васса! Во мне ещё есть чувство собственного достоинства! Язык не повернётся мусолить своё существование в лагере!

— Тебя никто не заставляет об этом рассказывать, — не отступалась Василиса от своего предложения. — А Тимофей знает, что тебя осудили незаслуженно, он и выспрашивать ничего не будет.

— Всё, амба! Не будет никаких посиделок! Ясно тебе? — в глазах Александра вспыхнул огонь негодования, на впалых щеках заходили желваки.

— Ладно, ладно, — быстро согласилась Василиса. — Не будет, так не будет. Чего заводишься? В конце концов, Узков твой боевой друг и товарищ — тебе и решать: приглашать его к себе, или нет.

Александр заметил, как жена поджала губы, обидевшись на его на вспыхнувший гнев и властный тон, и он, немного смягчившись, сказал примирительно:

— Ну, не могу я его к нам пригласить, поверь. Из моральных соображений. Там, на Халхин-Голе я верховодил им, частенько поучал, был у него как-бы за старшего брата. Он уважал меня и прислушивался к моим советам. Тимофей ведь младше меня на пять лет. А теперь я, его бывший наставник, как буду выглядеть в его глазах? Этаким страдальцем, ущербным и обездоленным, которому требуется помощь? Не будет этого! Жалости от него мне не нужно!

Александр ухватил стакан с водкой и на сей раз пил медленно, цедя сквозь зубы, словно пытался заглушить в них внезапно возникшую боль. Потом вытер губы тыльной стороной руки.

— И за орден, будь он неладный, я теперь как бы обязан Тимофею. А по большому счёту — для чего он мне сейчас? В молодости, может быть, и покрасовался бы иногда перед знакомыми. А теперь что? Положу в сундук, и будет он там лежать без нужды.

Александр посмотрел в окно, о чём-то поразмышлял некоторое время, потом продолжил:

— Вот если бы судимость удалось признать ошибочной — вот за это и отблагодарить незазорно. Но мою невиновность уже не вернуть, не доказать. Знаешь, как сказал мне следователь перед судом?

— Как?

— Кем бы ни был этот Николай Самохин — грабитель, мошенник или даже враг — он потерпевший, жертва хулиганского произвола и физического насилия с твоей стороны. Ты его избил, нанёс телесные повреждения и поэтому должен понести наказание. Вот так. Начистил я пятак выродку и мотал свой срок, по разумению следователя, получается, вполне заслуженно.

— Ну, сняли бы с тебя судимость, к примеру, получил бы на руки справку, и что? — заговорила вновь Василиса. — Ходил бы по посёлку и размахивал ею перед каждым встречным, сообщая, что не виновен? Да о твоей судимости мало кто теперь знает! Как и о том, что я дочь врага народа. Столько воды утекло с тех пор, а меня никто пока не реабилитировал.

Василиса вдруг подсела к мужу и, улыбнувшись, весело проговорила:

— Налей-ка ты, Саня, и мне рюмочку. Давай обмоем твой орден вместе. Неважно, как и когда он пришёл к тебе. Главное, ты получил его заслуженно. А остальное трын-трава. Вот за это давай выпьем, — Василиса поставила перед ним маленькую гранёную рюмку.

Александр наполнил её и они, чокнувшись, выпили.

— Наверно, ты права, Василиса, — сказал он. — Главное, быть уверенным самому, что ты не виновен.

— И не подвергать себя никаким сомнениям, чтобы не терзать сердце понапрасну, — добавила Василиса.

Больше оба они никогда не возвращались к этой теме…

…Лес окончился, перед глазами открылась большая поляна. Летом здесь стояло несколько стогов сена, которые были вывезены по первому снегу. Зайцы наведывались сюда кормиться остатками сена, вмерзшего в землю и обронённого при складывании на сани. Кроме этого корма, по краям поляны рос мелкий кустарник, который тоже привлекал зверюшек.