Михаил Каюрин - Кацап

Стычки с соседом-раздолбаем у Кацаповых происходили периодически, и, надо отметить, не на пустом месте. Этот негодяй не считал нужным считаться с интересами своих соседей. В его гнусных поступках не было границ, и он творил всё, что ему взбредёт в голову. Мнение окружающих людей его ничуть не интересовало.

Тридцатилетний Геннадий Пургин был женат на местной стерве Марье Смертиной, и они оба были бесценным подарком для жителей посёлка. Семейка гнала самогонку, торговала ею из-под полы, но и сама при этом не гнушалась употреблять отвратительную отраву, напиваясь иногда до чёртиков. Детей у пары не было, и бесшабашная семейка жила в своё удовольствие. Они частенько горланили по ночам песни, скандалили между собой, отборный мат являлся их нормальным лексиконом. Кацапов понимал, что избавиться от борзого соседа невозможно и вынужден был проявлять определённое терпение. Но наступали моменты, когда терпение лопалось. Александр стучал палкой по разделяющему их дворы глухому забору и вызывал Генку на разговор. Между ними происходила словесная перебранка через забор. Кацапов старался ограждать детей от матерного красноречия и проводил разборки лишь тогда, когда тех не было дома. Однако, его обличительные слова в адрес соседа, были, как об стенку горох. Затишье продолжалось недолго.

Последний инцидент произошёл неделю назад. Генка умудрился поставить сортир на границе раздела участков аккурат рядом с баней Кацаповых. Сортир был возведён скрытно, поскольку забор в этом месте был высоким и сплошным и за действиями соседа было невозможно уследить. Существование сортира выдал появившийся резкий зловонный запах испражнений.

— Эй, сосед, подь сюда на минутку, — позвал Александр, углядев Генку в огороде.

— Чего тебе? — недовольно отозвался тот, не сдвигаясь с места.

— Хочу пообщаться с тобой, — ответил Кацапов.

— А я не хочу, — последовал ответ.

— Придётся переступить через «не хочу».

— Это почему же?

— Если враг игнорирует мирные переговоры — его уничтожают, — пояснил Кацапов.

— Чё за хрень ты несёшь, Кацап? — с удивлением спросил Пургин.

— Это не хрень, разлюбезный мой сосед, а предупреждение за твою наглость, — спокойным голосом проговорил Александр.

— Какую-такую наглость? — взвинтился Генка от слов Кацапова. — Ты, случайно, не обожрался мухоморами?

— Это только ты можешь в пьяном угаре попутать шаньгу с коровьей лепёшкой, — отпарировал Александр.

— Короче, Кацап, выкладывай свою предъяву, и мы быстро-быстро разбегаемся. Нет у меня времени лясы с тобой точить.

— Что, башка гудит с бодуна и трубы горят?

— Не твоё дело, сихря синепупая! — осклабился Пургин.

— Скажи-ка мне, Гена: какого хрена ты у меня под носом нужник сварганил? Другого места не нашлось на участке?

— Моя территория — где хочу, там и ставлю. Мне так удобнее. Ещё вопросы будут?

— Чтобы завтра же перенёс свой пердонарий на новое место, а старый засыпал землёй. Не выполнишь моего требования — я тебя башкой окуну в этот сортир, понял?

— Тебе пять лет впаяли за «понял», а ты так ни хрена и не понял, урка стоеросовая! — невидимый за забором Пургин, похоже, торжествовал. — Сунешься ко мне — упрячу ещё на пять лет под старость.

— Что ты сказал, дергузик хренов? — произнёс Кацапов, закипая от ненависти к ублюдку.

— То, что слышал.

— А ну, повтори! — руки Александра сами собой сжались в кулаки.

— Ты ещё и глухой, оказывается, — с издёвкой процедил Генка. — Вали в свой шалаш, пока я твой портрет не попортил!

— Ах, ты сучонок! — выдохнул Кацапов и ударом ноги вышиб одну за другой две доски в заборе. — Придётся поставить на место твои куриные мозги!

Он без промедления нырнул в образовавшийся проём и в считанные секунды очутился по другую сторону забора. Спасаясь бегством, Генка метнулся к дому, чтобы укрыться в нём от разъярённого соседа, но не успел. Александр настиг наглеца у собственного крыльца, одной рукой схватил за грудки, другой вцепился в горло с такой силой, что лицо Пургина налилось синевой.

— Знаешь, как поступают на зоне, с такими фраерами, как ты? — процедил Кацапов.

Глаза Пургина округлились от страха, он был не в состоянии произнести ни слова.

Видя, что сосед от испуга потерял дар речи, Кацапов проговорил вкрадчивым голосом:

— Обрезают яйца тупым ножом, жарят на сковородке на глазах урода, а потом заставляют его сожрать их.

— Н-не надо… — прохрипел Генка, приняв всерьёз намерения Кацапова. — Перенесу я сортир в другое место… честное слово… только отпусти… мне больно…