Михаил Каюрин - Кацап

— В любом случае он бы с нами жить не остался, — заметила Василиса. — Даже если бы женился на деревенской.

— Это почему же?

— Не стал бы Мишка ютиться с семьёй в наших «хоромах».

— Если бы он женился на Надюхе Немчиновой — мы бы со сватом отдельный дом для его семьи срубили. Новый, просторный. Живи и радуйся, — убеждённо проговорил Александр.

— Ну не пришлась по душе ему дочь Аркадия, — сказала Василиса. — Сердцу ведь не прикажешь?

— Ладно, что случилось, то случилось, — с грустью вздохнул Александр. — Будем теперь коротать век вдвоём. Судьба моя, знать, такая — прожить последние годы в одиночку.

— Почему ты говоришь только о своей судьбе? — удивилась Василиса. — У меня, по-твоему, другая?

— Другая. Ты всяко ещё поживёшь после моей смерти, а дети не оставят тебя в одиночестве, — пояснил Александр.

— Что-то рано ты заговорил о смерти, Саня.

— Рано или нет, а на погост меня отнесут раньше, чем тебя. Это факт. Тебе всего 55, а мне завтра семь десятков стукнет. Дай бог, лет десять, пятнадцать полюбуюсь солнышком, а потом отправлюсь на постоянное местожительство в подземный посёлок, — усмехнулся Александр. — Так что, ты ещё успеешь пожить с кем-нибудь из наших детей.

Александр не стал больше углубляться в разговор, хотя ему хотелось много чего сказать Василисе. Но он понимал, что у неё тоже сейчас было тяжело на душе и отложил дискуссию на потом.

Они вышли на привокзальную площадь, где их дожидался соседский мальчишка на «Урале» и укатили в посёлок.

Ноябрь почти весь простоял морозным, и только в последних числах наступило небольшое потепление. Погода будто сжалилась над Александром Кацаповым, который вынужден был коротать время в четырёх стенах, тычась из угла в угол, и позволила ему встать на лыжи, чтобы отправиться в тайгу.

Александр надумал сходить в лес и поставить петли на зайца. Накануне он наломал пихтовых веток, сложил в кадушку, залил кипятком, затем опустил туда моток тонкой стальной проволоки, которую предварительно отжёг на огне. Всё это делалось для того, чтобы отбить посторонний запах, исходящий от проволоки. Заяц очень пуглив и осторожен. Учуяв незнакомый запах, непременно обойдёт петлю стороной. Тогда об удачной охоте можно забыть, вся работа уйдёт коту под хвост.

Зима в этом году выдалась ранней, снегу выпало много, и он ещё не успел уплотниться. Александр двигался по нему на широких самодельных лыжах, и каждый его шаг сопровождался глухим уханьем от сдавливаемого снега.

Лютый мороз хоть и отступил, но температура воздуха держалась у отметки двадцати градусов. Воздух вокруг был до предела пропитан хвоей. Александр глубоко вздыхал его, в носу приятно пощипывало.

Пройдя по лесу пару километров, он остановился. Осмотревшись по сторонам, взглядом отыскал запорошённый снегом пень, двинулся к нему. Сбросив рукавицей снег, присел. От пройденного пути по глубокому снегу ноги слегка гудели, а грудь часто вздымалась — годы давали знать о себе.

Казалось, совсем недавно он вот также высматривал удобный пенёк, чтобы присесть. С той лишь разницей, что это происходило летом и он садился на пенёк не для отдыха, а дожидался маленького Мишку, который отставал от него и медленно тащился по тропинке, еле передвигая ногами от усталости. Теперь вот его самого можно было сравнить с маленьким сыном. Не зря народная мудрость гласит: что старый, что малый.

«Да, сдавать ты стал Сано Кацапов, — с горечью подумал Александр. — А ведь ещё совсем недавно ты после работы бегал по тайге через буреломы, как лось, в поисках сочных полянок для заготовки сена. И всё тебе было нипочём. Покемарил пять-шесть часов и опять как огурец. А потом надоело тебе бегать, и ты решился на грандиозный план… да такой, что ошеломил молодого лесника. И было-то это каких-то двенадцать лет назад.

Кацапов сделал глубокий вздох, укрощая встревоженное сердце, и прикрыл веки. Перед глазами тотчас поплыли картины тех событий…

… Вот он лежит у костра, уставший после трудового дня. Над тайгой сгущаются сумерки. Тучи на горизонте ещё подсвечиваются багряными отблесками заката, а пространство вокруг уже сделалось серым и невзрачным. Он лежит на толстом слое пихтовых лап, покрытых брезентовым плащом, подложив под голову холщовый вещмешок, набитый сеном. Ложе мягкое, ему тепло и приятно. Приоткрывая в полудрёме веки, видит, как, чернея, хмурятся могучие ели и пихты, а несколько вывороченных из земли массивных пней начинают превращаться в устрашающие чудовища. Такое сравнение, фантазируя, придумал Мишка. Александр косит взглядом с пригорка вниз.