Михаил Каюрин - Кацап

Они молча чокнулись, выпили и принялись за мясо.

— Ну, как тут на воле? — спросил Карачун, обгладывая кость, и сделал ладонью круговое движение в воздухе. — Лучше, чем в забое?

— Никакого сравнения, гражданин начальник. Настоящий курорт! — с чувством благодарности отозвался Александр. — Я и на зиму готов здесь остаться, если потребуется.

— Что ты заладил: гражданин начальник, да гражданин начальник! — сердито выговорил Карачун. — Говорил же я тебе: когда мы одни, называй меня Николаем Павловичем. Хочется иногда простого человеческого общения.

— Хорошо, гражданин начальник, буду называть вас по имени-отчеству.

— Сделай милость, Кацапов, умягчи мою зачерствевшую душу, — усмехнулся Карачун. — А то я даже собственное имя забывать стал. Совсем потерял человеческое лицо.

Они выпили ещё несколько раз. Карачун захмелел, раскраснелся, разговорился. Александр смотрел на него и второй раз за две недели вновь не поверил в реальность происходящего. Казалось, вот-вот произойдёт пробуждение, и он снова увидит себя на нарах после удивительного сна, как было с ним уже не раз. Чертыхнётся с досады и поплетётся по тесному коридору барака на утреннее построение.

— Ты молодец, Кацапов, — произнёс «кум», вытирая жирные губы носовым платком. — Не ошибся я в тебе. Хочешь, отпущу домой на зиму?

— Домой? На зиму? — не поверил своим ушам Кацапов. — Вы это серьёзно?

— Ха! Да ты, я вижу, всё ещё не веришь в мои возможности?

— Как я могу не верить вам, Николай Павлович? — ввернул Александр. — Вы ведь уже продемонстрировали своё могущество на зоне. Только вот не пойму я: за какие заслуги такой щедрый подарок мне?

Начальник лагеря уставился на Кацапова осоловевшими глазами, поражаясь, как ему казалось, нелепому вопросу. Потом изрёк:

— Ты, парень, сделал то, чего не добился бы никто другой на твоём месте. Такое не забывается.

— По-моему, ничего особенного я не совершил, — в недоумении пожал плечами Александр. — Урезонил фраеров, организовал работу, построил жильё под политических. Только и всего.

— Э-э, брат, ничего-то ты не знаешь… — покачал головой «кум» и вновь упёрся взглядом на Кацапова. — Моему начальству в те дни было наплевать, как и где я буду расселять новую партию осужденных. Их ведь бросили в мой лагерь неожиданно, как снег на голову. Хочешь, сбрасывай с себя этот ледяной ком, хочешь, жди, когда он растает и потечёт холодным ручейком тебе за шиворот. Куда мне их было девать? Напихать в бараки, как селёдку в бочку? Был у меня такой вариант. Но если бы я так поступил — блатные в первую же ночь повырезали бы всех политических, чтобы дышалось по-прежнему свободно. Прецедент резни был уже при прежнем хозяине. Правда, по другой причине. А кровавые разборки на зоне — что разрыв бомбы в центральном штабе ГУЛАГа. Кабы ты не подвернулся мне в тот момент — не носил бы я сейчас погоны. Ведь, если признаться честно, я тогда тебя на роль смертника определил, хотел твоей гибелью прикрыться от беды. А оно, вишь как вышло? И ты жив-здоров, и шкуры политических дырявить не пришлось, и лагерь в числе передовых оказался. Всё срослось, как нельзя лучше.

— Могло быть как-то иначе? — удивился Александр.

— Могло, ещё как могло, — нахмурился Карачун. — Если бы осужденные стали десятками околевать с первой же ночи — уголовная шантрапа устроила бы большую бузу. Тебя бы в клочья порвали вместе с бригадирами. И наган бы не спас. Пришлось бы с вышек усмирять бузотёров, покрошили бы половину прибывшей партии и окропили снег их кровушкой. Скрыть такие потери невозможно, начались бы разборки. Полетели бы погоны с моих плеч, а то и того хуже…

— М-м, да…, — протянул Александр. — Я и предположить не мог, насколько тут всё серьёзно.

Карачун усмехнулся:

— Не так-то всё просто сейчас в нашем ведомстве. Война внесла много поправок на зону. Фашист, вон, половину нашей страны вытоптал, до Сталинграда уже допёр. На какой территории сейчас хлеб выращивать? Где его взять, чтобы весь народ накормить? Если и выросло что прошлым летом, так это только часть того хлеба, что выращивали до войны. Кого кормить в первую очередь, как думаешь?

— Фронтовиков, конечно, — ответил Кацапов, не раздумывая.

— И тружеников тыла. Они сейчас сутками горбатятся, спят у станков. Тут уж не до нашего контингента. Не велика беда, если враги народа передохнут. А вот сотрудников лагеря обделили несправедливо. Они несут свою службу добросовестно и преданы Родине. Я просто обязан помочь им. Вот почему ты здесь сейчас!