Анатолий Чмыхало - Дикая кровь

Весть о новом вторжении монголов в Киргизскую степь привез Ишею его зять, сын Иженея Атаях. Начальному князю в тот день нездоровилось, к нему даже звали знаменитого шамана шаманов длиннокосого Айдыра, который камлал над Ишеем без отдыха от зари до зари, изгоняя злые болезни. И хотя Айдыр все-таки добился своего — больной почувствовал себя много лучше, — Ишей принял Атаяха, еще лежа в постели. Когда Атаях, почтительно склонив голову, вошел в юрту и поприветствовал хозяина, Ишей разглядел на нем стальной панцирь и калмыцкий боевой шлем с золотыми письменами, и слабое сердце старика больно сжалось от предчувствия большой беды. Слегка привстав на кожаных подушках, Ишей нетерпеливо спросил:

— В каких горах дует ветер, в бою с кем звенят мечи?

Атаях поправил на груди панцирь и сделал решительный шаг к Ишею.

— Владеющий улусами всей Киргизской орды, — начал он, низко кланяясь. — Да будет известно тебе, что по Абакану-реке пришел к нам монгольский Мерген-тайша. Мой отец Иженей велел передать тебе, что уже льется кровь народа…

Из горла Ишея вырвался сдавленный крик, похожий на предсмертный орлиный клекот. Начальный князь бессильно откинулся на подушки и, блуждая печальным взглядом по украшавшим юрту цветным бухарским коврам, маральим и лосиным рогам, заговорил так тихо, что Атаях едва разобрал его слова:

— Бурундук насобирал орехов и угостил медведя. Медведь за это погладил его по спине, и бурундук стал полосатым.

— Мерген-тайша стоит на устье реки Ербы в полутора днях езды от твоего улуса. У тайши семьсот конных цириков, — продолжал Атаях, глядя в медное от вспыхнувшего костра древнее лицо Ишея.

Начальный князь отечными веками полузакрыл свои уставшие глаза и так долго лежал, сложив на груди сухие руки, словно мертвец. Испуганный Атаях хотел было окликнуть его, но морщинистые тонкие губы Ишея раскрылись и с трудом прошептали:

— Пусть Иженей откочевывает на Июсы.

Атаях встрепенулся и устремился к выходу. Ишей ни словом, ни жестом не остановил его, а когда немного погодя, приоткрыв полог, в юрту осторожно заглянул Айкан, отец поднял слабую руку, запрещая входить. Ишей размышлял о том, что значит столь внезапный приход племянника Алтын-хана — Мерген-тайши — в Киргизскую степь и что предпринять в этом случае ему: пожаловаться ли русским или немедля снестись с джунгарами? Но, может быть, своевольный Мерген-тайша явился к киргизам без непременного позволения Алтын-хана, тогда нужно неотложно просить помощи у Алтына Гомбо Эрдени.

Сейчас Ишей ничего не мог решить. Он не в состоянии был остановиться на какой-нибудь одной мысли. У него вдруг надвое раскололась голова, и холодный пот крупной дробью выступил на высоком смуглом лбу. Ишею опять стало нестерпимо душно, его мучила жажда, ему хотелось позвать кого-нибудь, чтоб поскорее подали воды или кумыса, но голос сломался, Ишей даже сам не слышал его.

Тогда, превозмогая злую болезнь, князь с огромным трудом перевернулся, поднялся на четвереньки и медленно, острыми локтями подбирая под себя ковры и узорчатую кошму, стал подвигаться к выходу. Казалось, ему недостанет сил переползти эту, ставшую вдруг бесконечной, юрту, но он сделал последнее, нечеловеческое усилие — и вот уже коснулся прикрывавшего дверь полога и свободно вздохнул пряным, целительным воздухом степи.

О повелитель всего земного добрый бог Кудай, научивший киргизов веселиться, сними с усталого сердца Ишея все заботы, сделай так, чтобы оно радостно запрыгало и всегда было юным и беспечальным! Пусть стихнут смертоносные грозные голоса пищалей и не свистят стрелы, и под ноги чужеземцам не стелются белогривые ковыли! Пусть не чадят в степи погребальные кладки киргизов!..

Ишея подняли верные телохранители, напоили его крепким настоем маральих пантов и опять уложили в юрте. И так, в одиночестве, пролежал он еще два дня, и ему стало легче дышать и думать. А его выздоровления поджидали многочисленные князья, съехавшиеся на совет в его улус со всей степи.

В юрте у Табуна не смолкал взволнованный разговор князцов о возможной войне с монголами. Подсчитывались людские силы, назывались имена самых достойных киргизов, кто смог бы встать во главе войска вместо больного Ишея, большинство склонялось вручить судьбу земли в предстоящих битвах езерцу Иженею и алтырскому князцу Талаю, впрочем, некоторые поддерживали и решительного Табуна, зная его стремление дружить с джунгарами, которые были извечными врагами Алтын-хана.