Анатолий Чмыхало - Дикая кровь

— Ты прав. Мы помешали тебе, — сказал Итпола парню. — Орел твой.

— Но я убил его! — уязвленный неожиданным решением Итполы, бурно запротестовал Иренек.

— Может, охотник — имени и рода его мы пока не знаем — продаст тебе убитую птицу? — повернулся Итпола к Иренеку.

— Меня зовут Маганах, но разве достойно мужчины торговать орлом?

Иренек задумался и решил на этот раз проглотить обиду. Он ухватился за добрую мысль, поданную все понимающим Итполой. С неуступчивым парнем сейчас иначе не договоришься. И, торжественно подняв руку к небу, Иренек сказал:

— А если я дам тебе взамен то, что достойно мужчины?

— Ой, что дашь? — заинтересованно сощурился Маганах и, змеей скользнув между мохнатых веток, спрыгнул на обнаженный ржавый песчаник скалы.

— Пищаль. Из нее я убил орла. У тебя ведь нет огненного боя, — крикнул Иренек, убежденный, что парень несказанно обрадуется такому богатому подарку.

— Мне огненный бой не нужен. У меня есть лук.

— Я дам тебе саблю! — на одном дыхании предложил Иренек.

— Зачем она пастуху? У меня есть нож.

— Обещай коня, — шепнул Итпола, подворачивая своего скакуна к Иренеку.

— Но коня ты возьмешь?

Маганах долго не отвечал — думал. Соблазн, конечно, был велик. Любой из кочевников согласился бы на столь выгодную мену. Наконец сверху донесся живой, уверенный голос:

— Коня возьму. Но это должен быть богатырский конь: сильные ноги, шея дугой, на нем я буду первым приходить на всех скачках. Даст ли мне Иренек такого коня?

— Даст! — облегченно вздохнув, кивнул Итпола.

— Дам! — не очень охотно подтвердил Иренек.

— Ой, не обмани! — с явной угрозой сказал Маганах.

— У седла два конца бывает, слово мужчины твердое бывает, — ответил Иренек, радуясь тому, что достойно выходит из спора.

В улусе Ишея все еще продолжался праздник. Побулькивала, словно посмеивалась, теплая мутная арака, толчками выливаясь из раздутых кожаных мешков. Дымилась на огромных оловянных подносах приправленная сараной душистая баранина. Спьянев, люди вслепую бродили по улусу и ползали от юрты к юрте. Другие на ровном месте спотыкались, падали и сладко засыпали, а то вцеплялись друг другу в косы и так долго ходили по кругу.

Итпола и Иренек, возбужденные встречей с Маганахом и быстрой ездой, прискакали в самый разгар веселья. Проворные улусные парни, опережая друг друга, чуть ли не на скаку приняли у них тяжело храпевших от усталости мокрых коней. Отовсюду, словно орехи из вместительного туеса, посыпались на приезжих вопросы — куда и подевалась обычная сдержанность степняков:

— Казаки взяли ясак?

— Неужели киргизы не прогнали русских?

— Почему казаки ездят в нашу землю?

— Или некому проучить их?

Разминавшиеся после скачки Иренек и Итпола упорно молчали. Прежде обо всем в подробностях следовало рассказать начальному князю. И они побаивались, одобрит ли Ишей скорую расправу с русскими.

Ишей в одиночестве со вниманием выслушал сына и племянника у себя в большой юрте. Он, как и положено, ни разу не перебивал их, а только все больше сдвигал синие кисточки бровей, когда молодые князья говорили обо всем, что случилось вчера в Мунгатовом улусе. А закончили они свой, далеко не гладкий, полный противоречий рассказ, Ишей почмокал губами, кинул на Итполу хмурый, укоризненный взгляд и сказал:

— Не наточишь того, что не точится. Но с Иренеком был мой племянник.

— Иренек не всегда соглашается со мной, — оправдываясь, обидчиво проговорил Итпола.

— Надо было посылать Айкана, — с перехватившей горло горечью и раскаянием сказал Ишей.

— Прости меня, я виноват, — глубоко вздохнув, ответил Иренек.

Ишей задрожал, он уже не мог укротить охватившего сердце гнева:

— Я долго строил достойный мир, и ты порушил его разом. Что скажу теперь красноярскому воеводе? Или мне идти к нему в вечное холопство, послав тебя в аманаты?

В нем было еще много нерастраченных природных сил, в начальном, великом князе Киргизской земли! Несмотря на преклонный возраст, он держал до предела натянутые поводья своей никому не подсудной власти. Даже предприимчивой и почтенной Абакай не удалось что-то изменить сейчас в глубоко продуманных хитрых замыслах Ишея.

Своим упрямым нравом Иренек был под стать отцу. Он никак не соглашался с Ишеем, который в поисках мира киргизам хотел примирить огонь и воду. Разве не Ишеевым многолетним бесплодным усилиям Киргизская земля обязана тем, что русские на ней чувствуют себя чуть ли не хозяевами и обращаются с ее многоплеменным народом, как с презренными кыштымами? Почему, погромив Красноярский острог раз и другой, Ишей не пошел на русских войною в третий и четвертый раз? Почему он не оперся на железные плечи Алтын-хана и джунгарского контайши?