Нэнси Митфорд - Любовь в холодном климате

— Фанни, ты просто обязана поехать к ней.

— О, нет, дорогая, я не могу. Я чувствую себя такой сонной во время беременности, я просто не донесу себя туда. Потом мы выслушаем подробный отчет от Седрика.

— И когда это состоится?

— Через месяц, шестнадцатого.

— Именно в тот самый день, когда я должна родить своего ребенка. Значит, когда все кончится, мы все встретимся. Ты все устроишь, обещай, Фанни.

— О, не волнуйся, Седрик не сбежит. Он болезненно заинтересован в тебе, ты для него как Ревекка.

Малыш вернулся в мою гостиную, когда мы заканчивали чаепитие, он выглядел очень замерзшим и усталым, но Полли не стала дожидаться, пока ему заварят свежего чаю. Она позволила ему проглотить чашку остывшей жидкости и потащила прочь.

— Я полагаю, ты, как обычно, потерял ключ от автомобиля? — недобро спросила она на пороге.

— Нет, нет, вот он, на кольце для ключей.

— Чудесно, тогда все хорошо. Прощай моя дорогая, я буду тебе звонить и мы еще куда-нибудь выберемся.

Вечером я сказала Альфреду:

— Я видела Полли, представляешь, она целый день провела здесь и, о, Альфред, она уже ни капельки его не любит.

— Ты не можешь думать ни о чем, кроме как кто кого любит? — раздраженно спросил он.

Я знала, что Норму это открытие тоже не заинтересует. Поэтому я с большим нетерпением ждала Дэви или Седрика, чтобы обсудить все подробно.

Итак, Полли поселилась в доме своей тети в Силкине. Он всегда был скорее домом леди Патриции, чем Малыша, потому что именно она жила там все время, пока Малыш порхал между Лондоном и Хэмптоном, изредка наведываясь на континент. Внутри все было устроено на женский вкус, то есть без вкуса вообще и с минимальным комфортом. Здесь было немного лучше, чем дома у Нормы, но совсем немного, это был действительно старый дом, а не подделка, выстроенная около заброшенной дороги, и он находился в прелестной сельской местности, а не на окраине Оксфорда, в Силкине было несколько предметов действительно хорошей мебели, и рукоделия Малыша очень украшали гостиную. Но существовало и множество параллелей, особенно наверху, где полы были покрыты линолеумом и в каждой ванной (несмотря на бездетность Дугдейлы имели детскую ванную) остро пахло не очень хорошим мылом.

Полли не пыталась что-либо переменить. Она просто упала на кровать леди Патриции в спальне леди Патриции, чьи окна глядели на могилу леди Патриции. «Возлюбленная жена Харви Дугдейла», — гласила надпись на надгробном камне, установленном через несколько недель после того, как бедняжка Харви обзавелся новой молодой женой. Я думаю, что Полли так мало заботилась о всех своих домах, потому что в ее сознании все дома делились на Хэмптон и все остальное, и, если она не могла жить в Хэмптоне, она не могла проявить интереса к любому другому дому в любом другом месте. Полли не делала тайны из того, что не считает Силкин своим домом. К тому же, она не была той, кого французы называют fеmme d'interieur, [27] Домашняя женщина (франц.) и ее попытки заняться бытом ставили хозяйство на грань хаоса. Малыш, увы, был не более практичным. И еще он был очень разочарован и обеспокоен тем, что она вела себя с ним с той же равнодушной холодностью, с какой раньше обращалась к матери, с той только разницей, что леди Монтдор она немного побаивалась, а Малыш побаивался ее саму.

Малыш деловито занялся своей новой книгой. Она должна была называться «Три герцога», и изображенные в ней джентльмены являлись типичными представителями аристократии трех стран в девятнадцатом веке. Рассматриваемыми герцогами были Паддингтон, де Супп и Пинчио, известные рассказчики анекдотов, гурманы, прелюбодеи, члены Парижского жокей-клуба, спортсмены и игроки. У него была даже припасена фотография для обложки, где они втроем на охоте стояли над телом поверженного животного; со своими животиками, бородками, в войлочных шляпах и белых гетрах они выглядели как три копии короля Эдуарда. Полли рассказала мне, что раздел Пинчио он закончил еще на Сицилии, где итальянский приятель снабжал его необходимыми документами, и что теперь он при содействии герцогского библиотекаря занимается Паддингтоном, уезжая в Паддингтон-парк каждое утро. Идея заключалась в том, что потом он уедет во Францию на поиски де Суппа. Никто никогда не оказывал Малышу ни малейшего сопротивления при попытке описать его предков. Он всегда делал их такими очаровательными и наделял настолько восхитительными пороками, кроме того, его интерес служил гарантией исключительной древности рода, потому что Малыш не интересовался персонами, чья родословная не восходила ко временам задолго до норманнского вторжения либо, если дело касалось иностранцев, не имела в корне генеалогического дерева хотя вы одного византийского императора, папы или Людовика Бурбона.