Как же нам, националистам, быть, если коммунисты толкуют, что все равны? А ведь мы совсем не такие, как все. Такого здесь быть не может. Как мы можем быть равны с гражданскими, у которых к коммунистам любовь такая? Для нас лучше чужое, иностранное, оно хоть и не свое, но почти всегда пользу приносит. Тогда как индеец думает, что имеет право наплевать на всех только потому, что он индеец. Вот мы и держим его в узде. А если его надо убивать, будем убивать, потому что сволочная натура в нем испокон веку заложена. Дело совсем не в том, что мне на свою расу наплевать, а в том, что это правда. А за правду Иисус Христос жизнь отдал.
В день когда индейцу из гражданских удастся стать президентом республики, будьте уверены, всех нас за ноги повесят. Я убежден в этом не потому, что инструктор-янки особенно много говорил нам про это. Мы сами это понимаем.
Гринго толковал нам, что самое важное для нас не высокая плата и хорошая жратва, а убеждение, что мы за веру воюем, что мы спасаем эту проклятую страну от коммунизма. В тридцать втором году, когда коммунисты еще и не победили даже, уже начали теснить богатых людей, людей с положением. Народ ненавидит богатых. Мы рождаемся с чувством зависти, мы не можем видеть счастливого взгляда у другого, поэтому все время думаем, как бы напакостить ближнему своему. Мы для того и созданы, чтобы штыком и гранатой, решительностью и силой покончить с завистью. Коммунизм на пороге. Потому мы все больше и больше готовимся.
Наши инструктора-иностранцы не дают нам ни минуты отдыха. Они говорят, что за свободу и демократию готовы умереть вместе с нами, лишь бы вырвать национализм с корнем. И я с этим согласен. Надо огнем выжечь всю нечисть. Со всей этой вонью будет покончено тогда, когда все мы, объединившись во Христе, пойдем за ним и уберем священников-коммунистов. Не думайте, у нас есть высшая религия, подлинная, та, которая с севера к нам идет! Нам предоставлено право выбирать между святыми последних дней — мормонами и иеговистами. Их вера несет человеку свет и надежду на вечное счастье. И нечего нам цацкаться с братьями и сестрами, дядями и тетями, двоюродными братьями и сестрами и даже с родителями. Если они хотят оставаться темными, это ихнее дело. Каждый из своего зада волен сделать барабан. А пуль захотят, пусть не сомневаются, получат. Любоваться не будем и слюни не распустим.
А женщины, это точно — чем старее, тем сволочнее. Ясно как божий день. Но некоторые все еще сомневаются, особенно относительно матерей. Однако гринго поясняет: сволочи те, кто с нами не согласен или мешает укреплять безопасность страны, но бывают исключения, хотя их немного. Например, я верю, что моя мама никакая не шлюха и в лагере наших врагов никогда не окажется. Инструктора нас учат: нужно помочь своим родным найти правду. Но с народом ухо держи востро, время не трать даром. Если они наши родственники, так что? Дураков среди них мало? У меня самого двоюродные братья и сестры играют в политику, будто в детские игрушки. Я их предупредил. Правда, чтобы родителей не вмешивать, сделал это потихоньку. Ведь им будто пелена глаза застлала. Инструкторам я про это говорить не буду, и не потому, что боюсь, а потому, что все равно не поймут.
А вот сестры мои — совсем другое дело. Они, как и все женщины, с малолетства мужа искать начинают, а уже в пятнадцать рожают. Потому наша страна такая и нищая. Не терпится нашим женщинам скорее ребеночка родить. Значит, они и виноваты, что нищих так много. Нас ведь больше четырех миллионов на таком маленьком кусочке земли. А еще хотят переделить землю. Только подумать: сколько же каждому достанется? Кусочек с гусиный носочек! Ногу поставить некуда. Ну как сказать, что умные? На могилу и то не хватит. Уж если делить землю, то делить надо по справедливости, всем дать по одинаковому клочку. А не лучше ли покончить со всей этой болтовней?
А сестры? Устанут от них мужья, вот они и возвращаются к родителям, оставляют им на попечение малышей, которых народили. Чего о них говорить? Отпетые они. Вот потому, когда здесь поутихнет, то есть когда не будет столько бунтовщиков, мы их всех уничтожим, то и тогда наша работа не кончится. Правда, она другая будет. Придется, например, обучать, как поменьше детей рожать. Такая у нас задача на будущее. Родина станет великой, когда у нее сыновей будет столько, сколько надо, и таких, которые бы любили ее, чтили и готовы были умереть за нее.
И с религией у нас тоже работы будет много. Надо убедить людей вернуться к вере христовой. Всех надо под корень вырубить, чтобы в тысяча девятьсот девяностом году, как объявлено, Иисус мог на землю спуститься. И тот, кто сохранил веру, спасется. Он всех накажет, кроме тех, кто верным ему до конца остался.
Читать дальше