Омар Кабесас - Горы высокие...

Мне очень нужен мой отец. Но власти не хотят нам его отдавать. Как же мне после этого спокойно смотреть на этих бандитов?

Они заявили нам, что нашего отца у них никогда не было, что они ничего не знают, что они на днях его отпустили и что он наверняка уже не любит маму и ушел к другой женщине.

Эти пакости они говорят просто для того, чтобы поиздеваться над нами. А ведь тяжело все это слушать, но уши не заткнешь. Это еще не все. Сегодня, например, дон Себас говорит мне:

— Послушай, Адольфина, только что власти заезжали, про тебя спрашивали. Я им сказал: «Эта девочка — внучка Чепе Гуардадо, она еще маленькая». А сам думаю: «Может, ошибка вышла. Даст бог, она в этих делах не замешана». А они мне говорят: «О ней и речь». «Она нездешняя, — отвечаю. — Иногда приезжает к бабушке Лупе». «А где дом Лупе?» Туда они и пошли. Должны были тебе навстречу попасться.

— Да, да, видела я их. Тростниковые палки сосали. На меня и внимания не обратили даже.

— Они тебя в лицо не знают, потому и спрашивали, знаю ли я тебя. Строгие!

— Бабушка одна дома осталась, вот я и пришла с ребятишками.

— А старший спросил: «И часто она сюда приезжает?» «Раз в месяц, сержант». «Тогда мы пойдем за ней». Я-то не знал, здесь ты или нет, и старался им втолковать, что приезжаешь ты по воскресеньям, да и то не каждый раз. «Мы пойдем потихоньку», — сказали они.

— А я бегом побегу, дон Себас, отпустите меня поскорее. Надо узнать, что там такое. Дайте по конфетке каждому из тех, что по три на пятак.

— Должно быть, ничего особенного.

«Мне еще за лепешками надо забежать», — пронеслось у меня в голове.

— Бабушка Лупе одна там.

— К счастью, ни про нее, ни про Чепе не спрашивали. А ты — девочка, тебя не тронут.

— Посмотрим.

— Правда, от властей чего хочешь можно ждать.

В это время в лавку забежала соседская девочка:

— Тетушка Лупе сказать велела, чтобы ты по дороге не разгуливала много, потому что колбасники [23] Презрительное прозвище полицейских в Сальвадоре. тебя ищут. И еще сказала она, что к ним с уважением обязательно надо, чтобы, не дай бог, какая беда не вышла.

«Бабуля ты моя милая», — подумалось мне.

— И что еще сказала?

— Чтобы ты на завтрашний день помидоров купила, а то рис дома приправить нечем.

«Ну и молодец девочка, — думаю, — все запомнила».

— Тут внизу они два джипа оставили. Я своими главами видел, что к ранчо Лупе только двое пошли, — сказал дон Себас.

Я подумала: «Чему быть, того не миновать».

Дон Себас заворчал:

— Да не дави ты их так сильно, а не то мне самому их есть придется.

— Ну что вы, дон Себас, я их только чуть потрогала. Дайте мне на десять сентаво, которые покраснев.

— Бери вот эти, спелые. Лупе всегда любит немного перезрелые.

— Вы что, хотите, чтобы я не глядя взяла?

— Верно Лупе говорит, что ты девочка с характером.

— Ну разве так можно, дон Себас?

— Посмотри на этот пакет.

— Я вижу, что на нем написано: «Если меня не берешь, не надо меня давить». Это ко мне, дон Себас, не относится. Я, конечно, куплю. Дайте мне вон те, совсем красные.

— Да поспеши, доченька, узнать, чего этим людям нужно.

— Ладно, не бежать же мне бегом с малышами!

— Да я из-за Лупе. Она ведь беспокоится. Мы все за нее переживаем. После того что с Хустино случилось, она совсем переменилась.

Сердце заколотилось. Будь что будет.

— А ну, ребята, живо! — И я пошла, разглядывая маленьких ящериц, высовывавших головки из листьев тиуилоте. «Если не спрячешься, голову оторву». А ящерица шустрая, обманывает меня, меняя свой цвет. Мне нравится, когда у них отрывается хвостик и словно живой подпрыгивает. Говорят, что ящерицы потом на то же место приходят и своей слюной хвосты обратно приклеивают. Как игуаны. Сколько им хвост ни отрывай, никогда без хвоста не увидишь.

— Лови вот этого, — говорю я своему дяде Бенхамину. И подумать только: эти малыши — мои дяди и тети! Мончо всего два года. Мой дядя Мончо. Моей тете Эстер — четыре. — Поспешим, ребятки. Шагайте, шагайте, дяди и тети. — Бедняжечки. В такую-то жару! Солнце палит нещадно. — Идите лучше в тень. А не то ножонки обожжете. — Они уже привыкли ходить по горячему. А вот и тень тиуилоте. — По травке, по травке ступайте.

Как раз в эту пору цикады свои песни заводят. Говорят, что они по Иисусу Христу плачут. А бабушка, должно быть, переволновалась. Цикады звенят, когда очень сильно припекает солнце. Так они против жары протестуют. Над кустарником сплошной концерт. «Дзинь-дзинь-дзинь» несется отовсюду, будто велосипедные звонки звенят кругом.