Валентина Ермолова - Мужские прогулки. Планета Вода

Отчего-то встали перед глазами Ложечкины — печально известные Ложечкины, которые представляли собой объект насмешек всего управления. Их не раз отчитывали, делали замечания, но ничто на них не действовало. Они вели себя так, словно вокруг них не существовало никого. Их нежность друг к другу не знала ни удержу, ни границ. Они постоянно обнимались в укромных уголках, не размыкая объятий, шагали в кабинет директора, стояли в очереди в буфет, и повсюду: на девичник ли, на «междусобойчик», в сугубо мужскую компанию приходили вместе. В чем только их не обвиняли! В эгоизме, в распущенности, в нарочитой демонстрации собственных чувств, в пренебрежении к окружающим. Но они безразлично относились к тому, что о них думали и судачили. Именно в неразлучности заключался смысл их супружеского союза. Она сдает экзамены по технике безопасности — он торчит тут же, ни на шаг не отходит от аудитории; он зашел в курилку — она терпеливо ждет под дверью. Все вместе, все пополам, все общее. Постепенно их вообще перестали куда-либо звать. По-видимому, люди переносят чужое счастье еще хуже, чем собственное несчастье. Одна лишь Зоя, единственная из отдела, приглашала Ложечкиных к себе, ничуть не смущаясь их занятостью собой, их непреходящим вниманием друг к другу, их равнодушием ко всему, что не относилось к их любви. И сейчас, вспоминая Ложечкиных, она отчего-то испытала грусть, печальное смятенное чувство, сходное с тем, какое внушает вид реликтового растения, прекрасного, но вымирающего.

Она последний раз взглянула на незнакомку, смело и гордо взиравшую из глубины зеркала, и воспоминание о звонке Фиалкова снова тревожно отозвалось в ней.

— Сегодня едем к беспутным женщинам! — объявил Филипп, когда все собрались в обычном месте возле кафе на центральной улице.

— Куда, куда?! — взволновался Ганька и густо покраснел.

— К женщинам без пут. Без предрассудков то есть, — снисходительно пояснил Филипп. — Возможно, я скоро женюсь.

Все заржали, а Гаврилов лениво заметил:

— Что за странное хобби! Другие гуляют, а этот женится. Лучше костюм приличный купил бы.

Филипп с интересом оглядел себя, потом остальных. Привлеченные репликой Ивана к одежде, оглядели себя и остальные. Стояла теплая сухая погода, все были одеты по-летнему. Гаврилов в сером костюме в полоску, в меру дорогом, в меру поношенном, выглядел, как всегда, лучше всех. Фиалков смотрелся рядом с ним фатом в слишком яркой куртке из желтой замши, с фиолетовым шейным платком. Семен щеголял в мохеровом свитере, сверкал и звенел множеством разноцветных значков. Если верить этим значкам, то являлся он и альпинистом, и донором, и заслуженным работником торговли, и мастером спорта. Рядом с ним Ганька в дешевых хлопчатобумажных джинсах и Филипп в заношенном, блестевшем от долгой носки костюме выглядели бедными родственниками.

— Да-а, — вздохнул Филипп и задумчиво помял тонкие пальцы, издававшие при каждом движении сухой костяной хруст. — Интересно. Ведь из всех вас я единственный старший научный сотрудник. — Он кивнул на Фиалкова: — Вот один честный путь хорошо одеваться — шить самому.

— Наконец высшая наука стала прозревать! — воскликнул Ганька, ухмыляясь.

— Удивительно, среднее образование прошло сквозь тебя, как вода через песок! — покачал укоризненно головой Филипп и передразнил: — Высшая наука!

— Кончай трепаться, — лениво оборвал Гаврилов. Он сидел на каменной ограде сквера, позевывая, щурился на солнышко. — Едем или как?

— Прошу учесть, у моей возможной невесты день рождения. По этому поводу у нее девичник. Но, — заявил Филипп с авторитетным видом, — думаю, они встретят нас, как спасителей, ибо женщина не любит общество себе подобных, справедливо видя в каждой представительнице своего пола потенциальную соперницу.

Ганька покрутил круглой вихрастой головой, удивляясь такому афоризму и стараясь запомнить его, потом оглядел всех ясными глазами и вдруг засмеялся, будто взорвался от радости, которая засверкала, забурлила в нем, требуя выхода.

— Едем спасать! — завопил он оглушительно. — Спасать женщин!

Едва они тронулись в путь, как дорогу им преградил щуплый белобрысый парень в короткой и довольно-таки потрепанной куртке.

— Приветствую! — произнес он знакомым простыло-бесшабашным голосом, и Фиалков узнал Махлина.

— Вот так встреча! — закричал Михаил Михайлович обрадованно. — А я вспоминал вас. Кстати, знакомьтесь, мои друзья!

Невольно он произнес последние слова с особым значением. Махлин бросил на него быстрый, по-птичьему косой взгляд и стал отвечать на рукопожатия.