Дмитрий Бавильский - Несовременные записки. Том 3

Средство, но не цель. Что наиболее адекватно понял Борис Кузьминский в своей колонке «Продлённый день. 25.10.95». («Сегодня» от не помню, какого числа): «Присутствуютпрежде всего стихи Андрея Санникова, Романа Тягунова и Дмитрия Кондрашова. Один из текстов Кондрашова называется «Развивая А. Ерёменко». В десятку. Ерёменко (Жданова, Парщикова, Соловьёва) вместо Кушнера, Степанцова, Вишневского или Рубинштейна.

С обильной «НЗ»-прозой (Иван Андрощук, Юлия Кокошко, Леонид Соколовский) помогает примириться тот факт, что если при транспортировке термина «постмодернизм» в какой-либо регион России и можно обойтись без Прокруста с его пыточной матчастью, то регион сей — Уральский. Провинциальность, главная (и, по зрелом размышлении, единственная) характерная черта ПээМа, здесь расценивается со знаком +. Заштатица — не кара божья, но манна небесная, вне этой благодати мощная росянка тутошней субкультуры ни за что бы не расцвела. Авторы вступительного (эссеистического) раздела «Размышления» именно о подвидах манны и размышляют — о Пермской Идее, Свердловской Идее, Идее Челябинской. И все нескладёхи самиздатовского стихосемоведческого трактата Аркадия Бурштейна «Реальность мифа» (1984) единым махом оправдывает фраза редакционной врезки: «Деятельность Бурштейна во многом цементировала неустойчивую среду свердловской богемы второй половины восьмидесятых»… «Записки» Кальпиди составлял столь же пристрастно (но не столь разухабисто), как Бавильский — «Вавилонскую библиотеку». «Пространство Челябы — нейтрально. Оно не будоражит, не ласкает, не искушает. Оно безупречно нейтрально… Его метафизикуты создаёшь сам — с нуля, словно бы был богом или «культурным героем»… — сформулировал участник раздела «Размышления» Николай Болдырев. Ну, «с нуля» — явная гипербола. Уточним: с нуля целых ста пятнадцати тысячных».

Ещё Гамлет говорил, что вещи, сами по себе, не хороши и не дурны, но только то, что о них думают. Понятно, что когда главный редактор «Урала» Валентин Лукьянин ворчит на нас в своей обзорной статье (№ 1, 1996), называя «тусовочным изданием… заслуживающим серьёзного разговора именно в плане предназначенной им (в паре с «НЗ» называется ещё и многострадальная «Уральская новь») роли по организации литературной «горизонтали» и «вертикали»…, его пристрастный тон выдаёт некую озабоченность нарождающимся серьёзным конкурентом-оппонентом. Хороша тусовка — десятки авторов нашего журнала живут в разных городах, многие и слышать друг о друге не слышали и встретились, может быть, впервые лишь на этих вот страницах. Но. «НЗ» выглядит живым укором старейшему уральскому ежемесячнику, который уже давно определился в своих приоритетах (и справедливо, нужно сказать, определился, имеет право), и потому совершенно не замечает некоторые эстетические и стилистические тенденции. Ту же Юлию Кокошко, чьё дарование сколь существенно и безусловно (никакие раскрученные Нарбиковы и рядом не стоят!), столь и беспризорно. Или новую мощную уральскую поэзию… Это общая беда наша — отсутствие нормальной, разветвлённой (больше изданий хороших и разных) редакционно-издательской структуры, не до жиру вообще. Всё несколько иначе — просто мы существуем в различных, редко пересекающихся полях, «Урал» на своём, мы — соответственно. Любой журнал обречён, в той или иной степени, быть тусовочным. Так как его делают конкретные люди с конкретными вкусовыми и идеологическими пристрастиями. С конкретным, стабильным кругом авторов. В этом смысле «Урал», делающий ставку на определённых писателей, печатающий из года в год одних и тех же, много тусовочнее будет. Но это я так, к слову.

Самым невнятным и малопонятным мне показался отклик Ольги Кузнецовой в «Знамени» (№ 6, 1996), где к «НЗ» пристёгнут питерский журнал (кстати, очень даже неплохой) «Ё». Есть такие (самоцензура) люди, которые пишут разные (самоцензура) тексты в разные издания. Зачем? Почему? Ну, допустим, надо. Но ведь им (а это подавляющее большинство т. н. (самоцензура) «рецензентов» в СМИ) наплевать что и как писать, потому что понятия их ещё до конца не сформировались. И, видимо, уже не сформируются никогда. И что они сами хотят от жизни или от литературы, им же самим не понятно. То есть, они, конечно, думают, что они думают, но результаты их мыслительных усилий — налицо (судите сами): «По поводу «Несовременных записок» актуален эффект «подобия», а не «отличия»; «правила», а не исключения. Во-первых, «толстожурнальная» структура: размышления — проза — предметы поэзии — критика и обзоры. Преобладание «изящной словесности». Во-вторых, «критика и обзоры» Д. Бавильского — не что иное, как встраивание-себя-в-ряд журналов «новой волны», причём — «столичных» (обзор «Уральской нови» больше напоминает манифест) — и противопоставление себя в этом ряду «толстым журналам» — опять же, Москвы и С.-Петербурга («хит-парад» журналов за второе полугодие 1994 г.). В-третьих, заведомо обречённые попытки В. Ракова и Н. Болдырева мифологизировать Пермь и Челябинск: миф не «сочиняется», он — «произрастает». Статья В. Курицына «Свердловск. Трудовые традиции» — «искусственный» миф на основе анализа мифа «естественного», в сущности, демифологизации. В. Курицын описывает «свердловское — пролетарское», как М. Эпштейн описывал «советское — тоталитарное», А. Генис — «американское — демократическое», Р. Барт — «французское — буржуазное».