Дмитрий Бавильский - Несовременные записки. Том 3

ВЕТВЬ (1990).

Ред. Н. А. Попова (Москва).

Вышел один номер.

«Свободный литературно-художественный журнал». Тираж не указан.

Зато перепечатка материалов требует согласия и обязательной ссылки на журнал. Ещё одно недоразумение, выловленной мной в необъятных просторах легендарного гумфондовского шкапа. Типичный самиздатовский сборник самодостаточных и самостийных материалов, аккуратно переплетённый и оформленный вне ситуации идеологического и эстетического гнёта. Но сделанный явно под гнётом подпольного сознания. С явно экуменическими коннотациями (материалы какой-то польской религиозной конференции, отрывки из «Святые древней Руси» Г. Фёдорова, всенепременный Н. Бердяев). Из оригинальных публикаций — книга З. Миркиной «Невидимый собор» и цикл О. Седаковой «Китайское путешествие». Достаточно репрезентативный памятник своей эпохи, всех нас, выросших из всех тех тесных одежек.

Третий раз я делаю этот хит-парад и, должен заметить, что каждый «отчётный период» имеет свои неповторимые очертания. Так в прошлый раз были серьёзные проблемы с «прозой», зато в изобилии водились самые разнообразные «переводы». Теперь всё ровно наоборот — самой обыкновенной прозы набралось с избытком. Зато «Иностранная литература» как-то неожиданно сдулась, перегрузив себя Г. Грассом и прочими Дюрренматами. Много меньше архивных и вспоминательных публикаций, но зато хорошо с критикой и критиками. Ничего не смогли предложить в хит-парад также включённые в сферу внимания «Дружба народов» и «Урал» («Екатеринбург» В. Исхакова ещё только продолжается, и конца и края ему не видно). По-прежнему радуют «новые» журналы. Особенно «НЛО», «Комментарии», «Митин журнал», «Арион», «Постскриптум». Кстати, все эти «новоделы» можно выписать в любом почтовом отделении — поковыряйтесь повнимательнее в подписном каталоге. И, глядишь, найдёте именно что «свой» журнал. Теперь есть все возможности для этого, да.

1. Виктор Пелевин «Чапаев и пустота».Роман. «Знамя» № 3—4.

Действительно увлекательное, остроумное (весёлое), но и глубокомысленное повествование, настоянное на дзен-буддистских парадоксах, приправленное раздвоением личности (действие книги происходит попеременно в двух временах, нашем и революционном, ни одно из коих не объявлено приоритетным). Внутренняя Монголия Внутренней Монголии. Безусловный лидер и хит сезона.

2. Е. Клюев «Книга теней».Роман. «Постскриптум» № 1—2.

Постбулгаковская, постальтистоданиловская (только много приятнее) мистерия из жизни теней, проникающих к нам. Гуманистическое, оптимистическое полотно, не лишённое юмора и чувства меры.

3. Дмитрий Савицкий «Тема без вариаций».Роман. «Знамя» № 3.

Ещё один извод сашесоколовской стихо-прозы, типичный для радио-мачо (джазовые подачки-передачки на «Свободе»). Ещё один кирпич в стене эмигрантских стенаний по поводу невозможности уехать и невозможности остаться. Изящно. Тонко. Стильно. Но на любителя-эстета.

4. Людмила Улицкая «Медея и её дети».«Новый мир» № 3—4.

Душещипательное (моя мама даже всплакнула) чтение из жизни одной семьи. Дети, родственники, любовники, быт. Обычное журнальное чтение. Тем и нужное: Пелевиным или Савицким всех не накормишь.

5. Владимир Кантор «Крепость».Роман. «Октябрь» № 6—7.

Ещё один традиционно выглядящий текст без особых претензий, сугубо для чтения. Из жизни другой семьи. Крепость — конечно же, семья, дом. Разрушающиеся под воздействием свинцовых мерзостей советского общежития. Хотя, на самом деле, строй тут не особо и важен. Просто жизнь, сука позорная, ох и не простая штука. Вот если б знал, что так бывает, то не рождался бы!

6. Виктория Фролова «Цыплёнок летящий».Рассказ. «Новый мир» № 2.

Стремительно стартовавшая молодая челябинская писательница, распечатанная уже самыми солидными «толстяками». Активно воскрешает жанр рассказа, любит А. Платонова и О. Павлова. Угодила в список авансом. Ну и протекционизму ради. Как же за своих-то, южно-уральских не порадеть!

7. Александр Ильянен «И финн».Роман. «Митин журнал» № 51—52—53-… (публикация не закончена).

Если прозу Евг. Харитонова можно назвать (в духе исповедуемой им гей-культуры) «активной», то проза А. Ильянена — «пассивна»: чрезмерно манерна, надушена, напомажена. Мужчина, не стесняющийся гипертрофированного эстетства. И распутства. Мужчина, нет, не как женщина, но как чувствительный декадент начала века или даже вообще совсем прошедших эпох. «Я заболел, рисуя миндальное дерево в цвету…» Хорошо ещё, что не умер. Политкорректной экзотики ради.