Дмитрий Бавильский - Несовременные записки. Том 3

В следующий раз они появились на левом берегу через месяц. Это был жаркий июльский день, и старый город дремал в ложбине под голубоватой дымкой неподвижного, раскаленного солнцем воздуха. Они шли по той же самой тропинке, явно держа путь к замку, пусть и оставленному ими на время, но отнюдь не забытому. Снова, как и месяц назад, они спустились вниз по крутому склону, перескочили через почти пересохший ручей и вскарабкались на противоположный край оврага. Мальчик прекрасно помнил дорогу к замку, и даже буйно разросшаяся трава у него под ногами не сбила его с пути.

— Нормально, папа, — сказал он, осмотрев прогалину и убедившись, что выложенная ими каменная кладка осталась нетронутой. — Теперь давай играть в короля, рыцаря и врагов.

Мужчина стал королем, мальчик рыцарем, а сосны вокруг них были их врагами. Их было очень много — но рыцарь срубил им головы своим волшебным мечом и освободил короля из тюрьмы, куда его заточили перед казнью. Они стояли рядом после битвы, которая была такой тяжёлой, но принесла им победу, стояли, сжимая руки друг друга, — маленький избавитель и тот, кого он избавил от смерти и позора: рыцарь и его исполненный благодарности король, без королевы. Впрочем, о ней в тот момент никто и не вспоминал.

— Папа, я хочу полетать. Полетай меня, пожалуйста, папа, — тихо произнес мальчик, зная, что отец все равно услышит его, возьмет под мышки и подкинет вверх что есть сил, и что это будет замечательно, хотя и немного страшновато, но бояться не стоит, потому что папа ни за что не уронит его на землю — нет, он обязательно поймает его своими сильными руками.

Отец обнял мальчика за плечи, постоял так несколько секунд, а затем принялся подкидывать его вверх, подхватывая почти у самой земли. Охваченные восторгом и радостью, бешено колотились рядом друг с другом два сердца; маленькое сердце рыцаря взмывало ввысь, стремительно удаляясь от большого сердца короля и в тот же миг столь же стремительно возвращалось назад, не в силах противиться двум притяжениям сразу — земли и сердца короля, и кто знает, какое из двух было сильнее. Наверное, всё же второе, потому что в конце концов оба сердца соединились вновь.

— Жарко, котёнок, — сказал мужчина, вытирая вспотевший лоб.

— Мне тоже, — ответил мальчик.

— Значит, пойдём на речку, да?

— Конечно!

Путей к реке отсюда существовало великое множество: это разнообразие предоставляло им многомерное пространство, в котором они очутились. Путешественники выбрали узкую тропинку и, двинувшись по ней, вскоре достигли речного берега. Сам по себе он был здесь невысок, но к реке обрывался почти отвесной стеной. Тропинка петляла между краем обрыва и непрерывной стеной дощатых заборов за домами, её поверхность то и дело вздыбливалась под натиском вырвавшихся из-под земли участков мощных узловатых корней, пущенных некогда тополями, сейчас уже очень старыми и раскидистыми. Кое-где заборы наклонялись в сторону реки и, нависая над тропинкой, несколько осложняли продвижение по ней.

— Ой, папа, я боюсь! — захныкал мальчик, когда они дошли до места, где тропинка прерывалась, упираясь в промоину шириной около трех ярдов. Преодолеть это препятствие можно было, пройдя по участку толстого тополиного корня, который наподобие мостика перекинулся через яму — довольно глубокую, глубиной футов в семь, да к тому же дно её было усеяно острыми камнями.

— Не бойся, малыш, — ответил отец. Подхватив сына на руки и опираясь спиной о ствол дерева, он осторожно перешел по корню на другую сторону промоины. Мальчик буквально вывернул себе шею, как зачарованный уставившись на изрезанные стены обрывистого берега реки и её бурлящие воды.

Немного спустя тропинка начала расширяться и в конце концов плавно перешла в узкую полоску песчаного пляжа на берегу. Течение здесь было не таким стремительным, как там, где они недавно побывали, а вода выглядела заманчиво прохладной.

— Пап, можно я разденусь? — спросил мальчик.

— Конечно, — ответил мужчина. — Скидывай шорты, рубашку и иди купайся.

— А ты?

— Мне здесь будет мелко. Иди один, не бойся. Глубина здесь воробью по колено, так что даже если ты захочешь утонуть, ничего у тебя из этого не выйдет.

Мальчик остался в одних трусиках. Ринувшись в прохладную речную воду, он плескался там, пока ему не надоело, после чего выбежал обратно на берег в объятия отца. Затем всё это повторилось много раз — снова и снова мальчик бросался в воду, чтобы минут через пять выскочить на берег к обогреться и обсохнуть в руках отца. Это было чудесно — как крещение в водах священного Иордана. И его влажное прохладное тело тоже стало освящённым.