Татьяна Титова - Несовременные записки. Том 4

P. S. Для справки: пришлось разбить пространство номера на две зоны: первая — «Городские сумасшедшие» (разрушение замысла) и вторая — традиционный блок. Читатель легко сориентируется, если, конечно, ориентация вообще входит в его задачу.

Постановка вопроса о городском сумасшедшем требует выяснения места сумасшедшего как такового в русской культуре. Начнем с того положения, что содержательные ресурсы нашей культуры подпитываются в процессе «подражания» другой культуре. В подражании не нужно видеть ничего унизительного, ибо оно организует функционирование любой культуры. Подражание Другому является одновременно условием обращения к Собственному. При этом mimesis (что значит по-гречески «подражание») не есть только подражание, оно также есть и отражение (не в смысле зеркального отражения, а в смысле защиты) от исполненности истины, защищенность от у-дара, от дара традиции, скапливающей «массивы» смыслов и необратимо идущей навстречу новому содержанию. Mim-esis превращает носителя культуры в мима (Иванушку-дурака), который не дает себя поглотить валом скапливающихся смыслов, защищаясь иронической улыбкой, травестируя и «закавычивая» надвигающееся на него содержание. Мим метит Другое, но Другое пробуждает заключенную в нем форму для восприятия нового содержания. Здесь он Про-метей (Иван-царевич) и Эпи-метей (Иван-дурак) одновременно, ибо приводится в действие его способность метить — мышление. «Эпиметей» буквально значит сильный задним умом. Не это ли значит и выражение «русский ум». Иванушка-дурак культурный герой, наделенный чертами трикстера (плута-озорника). Трикстер часто прибегает к хитрым трюкам для достижения успеха в самых серьезных деяниях. Действуя асоциально и профанируя святыни, трикстер большей частью, торжествует над своими жертвами, хотя в некоторых случаях терпит неудачу. Деяния трикстера иллюстрируют легальную отдушину или преодоление жесткой регламентированности в социальной действительности. Героика Иванушки-дурака сродни героики североамериканскому трикстеру Вакдьюнкагу (что значит «безумец», «шут»), древнегреческому Одиссею (греч. odussav — «гневаюсь») или даже Гамлету (исл. Amlodi — «дурак», «слабоумный»). Всех этих героев объединяет их трансгрессивность (способность выхода за свои пределы), возможность нетривиального решения проблемы или переход в состояние нового порядка. Этимологически «дурак» происходит от древнерусского «дуровати», которое обозначает «безумствовать», «блажить». Происхождение корня «dur» не вполне ясно, но Покорный относит его к группе, восходящей к индоевропейской базе «dheu(e)r» (корень «dheu») — «бушевать», «кружиться», «вертеться», «спешить». Не вызывает возражения сопоставление с греч. aqurv — «забавляюсь», «играю» (на сцене) и с qouros — «стремительный», «неукротимый» (М. Фасмер). Нижеследующие соображения о «смехе» и «трансгрессии» Иванушки-дурака, как представляется, поддержат и старую версию о связи «dur-ь» с «du-ti».

Одна из сказок об Иванушке-дураке кодирует, по нашему мнению, способ взаимодействия с «другой» культурой. Заметим, что сказочная семантика может быть интерпретирована только исходя из ее мифологических истоков. Однако для сказочной семантики, в отличие от мифологической, характерна гегемония социального кода. Фундаментальные мифологические противоположности типа «жизнь — смерть» оттесняются социальными коллизиями, выступающими в форме внутрисемейных отношений.

В сказке об Иванушке-дураке рассказывается о том, как хозяева наняли его присматривать за детьми и сторожить дверь. Дети сбегают в лес и Иванушка направляется на их поиски. А поскольку он дал слово не только «глядеть» за детьми, но сторожить дверь, то он снимает ее с петель и несет за собой. Навстречу ему попадается медведь (Другое), который удивляется тому, что Иванушка в лес дерево несет. На что Иванушка отвечает, что верен своему слову. Медведь (Другое) собирался поглотить Ивана, тот же рассмешил его, и медведь задумал показать Ивана своей медведице. В берлоге медвежьей Иванушка ведет себя так, что смехом располагает к себе и медведицу. В итоге ему доверяют следить за хозяйством и медвежатами, иными словами, Иванушка, воплощающий собой русскую культуру, адаптируется в Другом, воспринимает его содержание. В смехе Иванушки проявляется человеческое можествование, способность целостного осмысления мира, отсутствие боязни страданий и смерти. Смех человека — это выражение независимости и свободы. Смех осуществляется прерывистыми звуками; смех осуществляет прерыв коммуникации, позволяющей вместиться Другому. При этом механизм ускользания (отражения) вступает в силу: медведь и Иванушка разыскивают детей и последний возвращается домой. Медведь (Другое) же, первоначально желавший поглотить Иванушку, теперь помогает ему и переносит дверь обратно на свое место: воспринятое Другое в формах Собственного переносится восвояси.