Ян Папп - Направление — Прага

Алло, алло, алло.

Грнко глянул на телефониста и побледнел: он не кричал алло… алло… алло… он уже… он уже говорил… говорил!

Из глубины долины донесся резкий свисток, потом еще и еще, взлетела белая ракета, где-то раздались короткие пулеметные очереди, одновременно воздух дрогнул от первого взрыва.

Начальник сторожевого поста поднимал автомат…

Бывший лесоруб Винцо Грнко его опередил. Нажал спуск. Короткая очередь, потом вторая. Эту Грнко уже не докончил — мотоциклист резко дал газ, мотоцикл рванул, и Грнко не удержался на сиденье. Он упал навзничь, но тут же вскочил, чуть подался назад и открыл огонь.

Последний караульный поднялся на цыпочки, перегнулся пополам и упал лицом вниз.

Тогда неподалеку от Грнко взорвалась граната.

Долина превратилась в кровавое пекло. Сверху орудовал «хейнкель», с обоих гребней в конце долины — капитановы ребята, сказал Галагия, вдруг появившийся в комнате. Не доведи бог еще раз пережить такое, добавил он, когда ребята повернулись к нему.

Кто-то из них громко рассмеялся — Галагия держал в руках вычищенные до блеска болотные сапоги. Он протискивался между парнями и кого-то искал. Похоже было, нашел — лицо у него прояснилось. Он сказал:

Пропустите меня, пожалуйста.

Парни потеснились, Метод Галагия переступал через них — в комнате яблоку негде было упасть. Отряд разросся и разделился на две части. Командиром стал капитан Бела. Он тоже следил взглядом за Галагией, который протискивался куда-то в угол. Около бывшего графского слуги Метод остановился. Молча поставил перед ним болотные сапоги и, должно быть, что-то хотел сказать, но вместо того тыльной стороной руки отер губы и, отступив, замешался между ребят.

Под окном раздалось тихое пение. Рога на бараньей голове были пустые, Грнков автомат уже на них не висел. Пение усилилось: Мать моя, матушка, за горами-лесами…

В пение врезался скрип дверей, ничего не подозревавший часовой спросил совсем не по-военному:

Здесь командир? Командира ищу…

Один из лежавших поднялся. Он был в офицерской форме без знаков различия.

Я здесь, сказал капитан Бела.

Солдат указал на юношу рядом с ним и громко сказал:

Пан капитан, вот этот паренек не отстает, хочет говорить с командиром, и все тут. Ни с кем другим, только с вами.

Капитан смерил взглядом долговязого паренька. Он стоял под лампой над дверями. Под носом и на подбородке у него белел первый легкий пушок, в руке, прижатой к бедру, он держал замасленную фуражку.

Ты хотел говорить с командиром? Говори! Слушаю тебя, подбодрил его капитан.

Паренек с натугой сглотнул, словно оробел перед таким многолюдьем и перед самим командиром. И только когда капитан обратился к нему во второй раз, сказал:

Зовут меня Людовит Грнко, извиняюсь, пан командир. Мне очень хочется к вам, потому что… знаете… да ведь вы, конечно, знаете, извиняюсь, пан командир, тут мои два старших брата. Винцо и Рудо.

Все подняли на него глаза. Посмотрели и как по команде склонили головы.

Перевела со словацкого Н. Шульгина.

Ребята едва удерживались от смеха, овладевшего ими еще на переменке, когда в их пятый класс вошел отец Эмерам. Но, как только он злобно стукнул рукой об стол и закричал: «Тихо!», сразу все успокоились и смиренный вид приняли даже самые разудалые весельчаки. Так боялись они человека в коричневой францисканской рясе, опоясанной конопляной веревкой.

Этот монах с крючковатым носом и острыми скулами стал учить школьников закону божьему в конце прошлого года вместо старого почтенного священника Тухини, которого фашисты запрятали неизвестно куда за помощь партизанам.

Придя на первый урок, Эмерам окинул класс сверлящим взглядом и сказал: «И прислужника божьего может смутить сатана». С той поры ребята всякий раз, когда монах входил в класс и впивался в них колючими глазами, молча вставали, избегая встречаться с его ястребиным взором.

— Что вас так рассмешило? — прощупывал он всех взглядом, пока не уперся наконец в сидящего на первой парте Матуша Шкреко.

— Дюро Хмелик забожился… — начал было нерешительно Матуш. Но когда Мишо Чапко кольнул его пером в мягкое место, тотчас замолк, словно набрал в рот воды.

— Чапко, останешься после уроков! — изрек отец Эмерам. Он поощрительно потрепал Матуша за чуб, потом засунул руку под рясу и что-то там поискал. — Ты получишь святой образок, Матуш, если мне станет известно, что сказал Дюро Хмелик!