Ян Папп - Направление — Прага

Попов останавливается на холме — барахлит мотор. Механик налаживает его работу, но предупреждает Попова, что машина долго не выдержит. Тут Попов спохватывается, что не передал Донскому распоряжение направить часть танков в ремонт, а ведь в списке был и номер его танка…

Но мотор снова работает исправно, и надо торопиться вперед.

Танки выходят на дорогу к Циновцу. Мелкий песок перемешан с металлической оловянной пылью, гусеницы взвихривают его, а ветер поднимает столбом.

Командир саперов докладывает, что они заняли широкий склон, оттуда видно Чехословакию.

Сверху спускается еще один танк. Притормозив возле группы офицеров и солдат, он открывает люк, из люка выскакивает Янко.

— Товарищ майор! — радостно кричит он, обнимает Донского и, нагнувшись, берет щепоть родной земли. — Там, товарищ майор, — указывает он рукой в синие дали, — там лежит «земля прекрасная, любимая…».

Седьмое мая, пополудни.

На пограничной полосе возле большой кучи оловянной руды выкопаны четыре ямы. Заходит солнце, обливая вершины гор и леса огненным светом. Над горизонтом поднимается узенький серпик месяца, тоже красный. Заходит солнце, и в четыре могилы укладывают четырех советских солдат, погибших на чехословацкой границе близ Циновца.

— Прощайте, русские братья, — шепчет Янко и с каждой могилы берет по щепотке земли в носовой платок, чтобы отвезти ее в Прагу.

Танки переваливают через хребет на южную сторону. Деревья здесь зеленее, чем на северном склоне. Пехотинцы и саперы прочесывают лес и просматривают дороги. Сбоку на склонах гор размещены фашистские противотанковые пушки, у немцев тут лучшее обозрение, чем было на северной стороне, и они сильно затрудняют продвижение наших танков.

Старший лейтенант Ющенко продирается по узкой заросшей дороге, которая не лучше той, где проходили танки Донского. Дорога петляет на крутом уклоне, на ней не разминулись бы и две крестьянские телеги, по обочинам она заминирована и перекрыта надолбами. Пехотинцы и саперы вместе с танкистами метр за метром разбирают завалы, по возможности засыпают ямы над крутыми обрывами — при взгляде с них кружится голова. Ночь. Дорога то почти отвесно уходит вниз, то вьется змеей.

Но танки все продвигаются вперед. По сторонам каждого идут радист и механик, помогая водителю ориентироваться. С яркими вспышками рвутся мины и снаряды, слепя водителя и сопровождающих.

Только под утро отряд Ющенко добирается до первой деревушки на южной стороне Рудных гор. Внизу танки обгоняют друг друга, сверху их обстреливают из пулеметов отступающие фашисты. Солдат, сидевший на танке, падает на землю между двумя танками.

— Вперед! Вперед! — звучит команда танкистам.

Ющенко связывается с Донским, который все еще пробирается через леса. Его саперы выгоняют засевших в укреплениях фашистов, бегом передвигаясь по склону. Танки спускаются в деревню.

По железнодорожному полотну над деревней Дуби Ющенко накануне вечером проник в тыл к неприятелю, а теперь солдаты вытесняют фашистов из деревни.

В хатенке, притулившейся под косогором, за столом сидит старушка и молится, губы ее шевелятся, в глазах беспокойство. На дворе не прекращается стрельба. Отложив на стол четки, старушка подходит к окну. Там стоит солдат с санитарной сумкой через плечо. Прислонившись к стволу дерева, он высматривает, откуда можно подобраться к фашистскому пулемету, засыпающему дорогу пулями.

Старушка вышла на порог и внимательно приглядывается к солдату.

— Это и вправду они? — шепчет она про себя. — Это русские?

— Фрау, где тут фашисты? — окликает ее солдат из-за дерева.

— Сынок, я не фрау, я чешка.

— Вот оно что, чешка!

— Да, да, сынок.

Солдат машет ей рукой:

— Спрячьтесь, вон пулемет стреляет.

Старушка уходит в дом и зовет из-за дверей:

— Сынок, ты бы тоже спрятался. Заходи в дом, поди, есть хочешь.

— Нет, мать, не до того, а вы прячьтесь.

— Голодный же, наверно. Испеку я тебе лепешек, лепешек испеку, пирогов-то нету у нас, а уж как бы хотелось угостить тебя. Ну, погоди же, принесу тебе лепешку сама, раз ты не хочешь зайти.

Она набирает в миску муки, чтобы приготовить лепешки. Руки ее месят тесто, а глаза обращены к святому образу, губы шепчут молитву, она молится за солдата, что видела у себя во дворе. Теперь можно говорить по-чешски, русский солдат гонит прочь от ее дома извечного врага! Вдруг рядом жахает мина, и старушка торопливо крестится. На плите печется лепешка. Старушка снимает ее с плиты, перекидывает горячую с ладони на ладонь и, спрятав в фартук, выносит во двор солдату.