Ион Садовяну - Конец века в Бухаресте

— Так, так! Продолжай, и что же дальше?

А рассказывала она о том, что Урматеку их известил и должны они покинуть свое жилище на берегу реки и перебраться в деревню. В отчаянии не знает она, кому ей кланяться, потому что Дородан сказал, что только мертвым вынесут его из собственного дома. Спасти их может один только Буби! Ходила она к старому барону, и не раз, но он не принял ее. Дядюшка писал, но письма не доходили. Хорошо бы Буби навестил старика, который теперь и из дома не выходит, успокоил его, — так закончила женщина свой рассказ, вытирая слезы.

Первое, что ощутил Буби, были угрызения совести. И следом — что дело это вовсе не такое простое. Не признаваясь сам себе, Буби с некоторых пор стал чувствовать неудовлетворенность той жизнью, какую вел. Он принадлежал к той породе людей, для которых счастье быть рядом с любимой женщиной после первых недель опьянения уже не застилает мира. Каждый день он ловил себя на мыслях о фабрике, строительство которой было начато и брошено. Но у него недоставало решимости вновь приняться за работу и попытаться как-то примирить свое дело со своим чувством. И вот мало ему своих собственных переживаний и угрызений совести, так является эта старуха в вонючем платье и напоминает ему о забытых им обязательствах, а с ними хоть и тонкой, но крепкой нитью связана жизнь несчастного старика, который так любил его и, наверное, не обманул. Охваченный мыслями, в которых Катушке он никогда даже не признавался, Буби почувствовал, до чего тяжкий груз на будущее принесла для него эта женщина. Потому ему и были так непереносимы и вид ее и настойчивость. Он заранее предвидел все переживания и ничего не хотел обещать. Но трудно сопротивляться упорству отчаяния. Женщина умоляюще хватала его за полу сюртука, касаясь его своим платьем, настойчиво повторяя одно и то же: пусть Буби придет повидаться с Дороданом. В конце концов он уступил: в растерянности пообещал, что придет. С тем она и ушла.

Когда Буби вернулся в комнату, Катушка расчесывала не торопясь волосы и, делая вид, что просительница ничуть ее не интересует, равнодушно спросила, чего ей было нужно.

Буби взял шелковую, пахнущую гвоздикой подушку, уткнулся в нее лицом и, глубоко вздохнув, ответил:

— Чего она хотела? Денег!

Ложь заставила его покраснеть. Он стыдился охватившей его душу лени.

— Какими бы ни были люди порядочными и в каком бы ни были возрасте, все равно они гоняются за деньгами! — заметила Катушка, словно не сомневалась в правдивости своего возлюбленного.

Больше они не говорили ни о Дородане, ни о его племяннице. Буби успокоился, решив, что Катушка ничего не слыхала, а та была рада тому, что возлюбленный забыл об этом неожиданном происшествии.

О Буби начали поговаривать в городе, но не очень уверенно. Многим хотелось бы с ним повидаться. Старый барон, услышав, что Буби больше не занимается фабрикой, сначала рассердился и заявил домнице Наталии, что во всем виновата она, отправившись ругаться с ней, как всегда, к Урматеку. В конце концов он смирился, пожал плечами и утешился своей давней привычной мыслью, что урона все равно не избежать. Урматеку, присутствовавший при их разговоре, смотрел в пол и с притворной печалью и скромностью проговорил:

— Так уж, видно, на роду написано, ваша милость, что несчастье — оно откуда-нибудь да явится. Ведь поначалу-то все было хорошо!

— А кто она такая, эта женщина, Янку? Ты не слышал?

— Базар велик, ваша милость, а я уже старик! — ответил поверенный.

Домница Наталия усмехнулась, пристально и понимающе поглядев на Урматеку.

В конце концов влюбленные перестали прятаться. Тени, возникавшие от неожиданных мыслей или мелких размолвок, мгновенно рассеивались от неизменно свежей радости отправиться в город прогуляться и особенно — что-нибудь купить. Наконец-то Катушка получила возможность на деле понять, чем отличаются друг от друга мужчины, которых она знала: отличались они и по характеру и по щедрости. Но все свои мысли она хранила в тайне, потому что ничего, кроме худа, от них произойти не могло. Перед глазами ее постоянно возникали два расплачивающихся человека, Буби и Урматеку. Вспоминая, как Янку вел себя в магазинах, она, между прочим, поняла еще и то, почему усталость и безнадежность начали подтачивать ее любовь к нему. Чаще всего Урматеку покупал еду, и то всегда по своему вкусу. Для ее мелких женских нужд вроде мыла, пудры, румян, изредка флакона туалетной воды, он молча давал деньги. Не имея других советчиков, кроме самой себя, располагая к тому же крайне ограниченными деньгами, откуда было Катушке приобрести утонченный вкус? Что касается платьев, то Урматеку покупал ей их чрезвычайно редко и всегда дешевые. Журубица всегда чувствовала его скупость, которой у него не было по отношению к жене и дочери. Он даже любил похвастаться, сколько денег тратит на их наряды. Катушка острее, чем кто бы то ни было, ощущала, как высоко ценит Урматеку свой дом, свою семью и с каким равнодушием, а возможно, и пренебрежением относится ко всем женщинам легкого поведения, из которых, конечно, не выделяет и ее. Его отношение, шуточки, грубость, скупость, которая на деле была вовсе не скупостью, давали ей это понять. И она, мучаясь от обиды, все же боялась пуститься на поиски чего-либо нового, довольствуясь тем малым, но прочным, что у нее было. Женщина бедная, получающая редкие подарки от любовника и ничего от мужа, Катушка научилась ценить и беречь вещи, но ценить их так высоко, что готова была отдать за них все, забыв, если понадобится, и стыд и совесть.