Велько Петрович - Избранное

— Ну да, знаю, — отвечал он уверенно, — конечно, знаю. Она у меня работала в имении. А потом натирала тут полы к твоему приезду. Как хочешь. Я бы на твоем месте не стал ее брать. Не люблю, когда в доме болтаются цыгане. И уж если ты решила ее не брать, не разрешай больше досаждать себе.

Этого было достаточно, чтобы Иванка поняла, как нужно поступить, но недостаточно, чтобы она могла успокоиться.

Теперь она невольно стала замечать, что служанки часто оживленно о чем-то шепчутся, но при виде ее сразу замолкают. Она начала задумываться над тем, что значат все эти разговоры приятельниц о верности мужей.

Ее мучили подозрения, но поговорить обо всем с мужем не хватало духу.

И тем больше мучений доставляла ей Гина. Она боялась лишний раз взглянуть в окно, так как была уверена, что непременно увидит ее. Даже в толпе на рыночной площади Иванка ловила ее горящий взгляд, пристальный и в то же время униженный и подобострастный. Встретившись с ней на улице, Гина всегда вежливо здоровалась: «Целую ручки, госпожа!» — а в глазах ее и в голосе чувствовалось ожидание, и это все сильнее тревожило Иванку. Не помогла и гордость: «Ах, боже мой, что мне за дело до какой-то цыганки!»

Наконец Гина как-то окликнула ее на ярмарке:

— Целую ручки, госпожа! Неужели вы так и не возьмете меня? Уже нашли кого-нибудь?

Она стояла перед Иванкой, опустив глаза и комкая в руках белый платок. Лицо ее, хмурое и печальное, выражало вместе с тем какое-то дикое упорство. Жена Бикара побледнела и раздраженно тряхнула головой.

— Что вы мне надоедаете? Я же сказала, что не возьму вас. И вообще я не держу в доме цыганок.

Вся дрожа от волнения, она прибежала домой и, выплакавшись, решила просить мужа избавить ее от этой напасти. Но он вернулся домой поздно, усталый, лег на диван и позвал к себе детей, чтобы раздать купленные на ярмарке подарки, и вся решимость ее исчезла. Она ничего не сказала мужу, и он так и не узнал, что творилось в ее душе и что происходит между ней и Гиной.

Наутро доктор уехал на несколько дней в степь, а жена его получила по почте письмо из города, в измятом конверте, с адресом, написанном каракулями. Она почувствовала, что за этим кроется какая-то грязная история, и сначала хотела порвать письмо, не читая. Но любопытство одержало верх, и она вскрыла конверт. Письмо было в каких-то пятнах и написано с ужасающей безграмотностью. Гласило оно следующее:

«Милостивая Госпожа

Вы вчера меня обидели и попали прямо в сердце а я от вас этого не заслужила потому что я вас берегла хоть вы этого не заслужили потому что если бы я захотела вы бы больше не вернулись в этот дом потому что Господин меня любили и жили со мной и это знают все а я хотела вас спасти от людей и служить вам как царице и заткнуть им всем рот а вы меня презираете что я цыганка а раз я цыганка я знаю что делать и знайте что я вас прокляла к поцыгански заколдовала и вас живьем черви съедят а Господин вас бросит и я при вашей жизни войду в дом и буду Госпожа.

Если вы это письмо покажете Господину я знаю что он меня убьет но и он пойдет на каторгу и ваши дети будут нищие».

Иванка, собрав последние силы, дважды прочла это послание, скомкала его и упала без чувств. Служанки нашли ее на полу. Они уложили ее в кровать, захлопотали вокруг нее, но не могли разжать ее руку. Очнулась она уже в постели и сразу же спрятала письмо под матрац.

Утром ей стало лучше. Она стыдилась своей слабости. Страх поборол в ней злость и тоску, и она заперла письмо в свой письменный столик и приказала никого не впускать к себе. Она то и дело поглядывала в окно, но не замечала там ничего подозрительного.

Часов в двенадцать в комнату вбежал сынишка с букетом полевых цветов и запиской.

— Это мне дала одна тетя, очень красивая. Она вся заплаканная и хочет о чем-то тебя попросить, и велела передать тебе привет и вот это письмо. Я ее спрашивал, почему она плачет, а она все плачет и говорит: «Прости меня». Вон она, стоит у ворот.

Иванка вскочила, выхватила у него букет и швырнула его на пол, потом смяла записку и бросила ее в угол.

— Как ты посмел взять у нее цветы?

Испуганный мальчик расплакался:

— Ой, мамочка, я же не знал!

Мать замолчала, заставила себя успокоиться, вытерла сыну слезы и поцеловала его.

— Ну, иди в свою комнату и будь умником. Мама больше не сердится.

Потом она подняла с полу записку и, вся дрожа, стала ее читать:

«Милая золотая Госпожа простите меня а что я вчера написала неправда чтоб мне ослепнуть неправда простите меня несчастную глупую неправда а Господин на меня и не смотрели а вы такая красавица и хорошая а я простая цыганка простите меня и не верьте что я вас прокляла и ваших деток дай им бог здоровья на радость отцу и матери а и если б прокляла бог бы не послушал такую грешницу а я и не умею колдовать это только глупый народ думает что мы цыганки умеем а мы не умеем и сами не верим но раз люди просят и платят гадаем а я никогда этого не делала чтоб у меня руки отсохли и прошу вас допустите меня к себе и еще раз не бойтесь и не презирайте меня я больше вам никогда на глаза не покажусь и уеду из этого города куда глаза глядят только перед этим хочу вам поцеловать руки и ноги и услышать что вы меня простили а если вы меня не пустите к себе я себя убью у ваших дверей клянусь богом прошу вас целую ваши ручки.