Валерий Генкин - Повесть о печальном лемуре

Все произошло чинно и гладко. Береза послушно легла где положено. ВИ быстро отпилил верхушку, загородившую дорогу, и спросил Елену Ивановну:

— Сколько времени?

— Все. Coffee-break .

Каждый день, ровно в час, при любой погоде Затуловские пили кофе.

В детстве в семье Виталика кофе не пили — если не называть этим благозвучным, вызывающим трепет словом напиток «Балтика»: залитую кипятком смесь ржаных сухарей и желудей, спасаемую изрядным количеством молока. Первый кофе в его сознании связан с холлом гостиницы «Москва», где в пятидесятые годы готовили превосходный кофе. Его подавали в керамических чашках, и он в компании студентов физфака МГУ, с которыми водил дружбу, располагался за столиком и потягивал этот напиток под сигарету и умные разговоры то о наивной живописи: Нико Пиросмани и Иване Генераличе, Таможеннике Руссо и даже — кто бы мог подумать в то время — Бабушке Мозес, то об итальянском неореализме: Росселлини и Висконти, Де Сике и Де же, но Сантисе. Ну и так далее. Впрочем, кофейню эту вскоре закрыли. Из оставивших след кофейных впечатлений была еще кавярня в Ужгороде с совершенно особым сливочным вкусом кофе — туда он попал еще в инженерную пору, оказавшись там на какой-то конференции по микроэлектронике… Потом была долгая эпоха растворимого кофе, и только брак с Еленой Ивановной внедрил в их семейный обиход ежедневное кофепитие — настоящий кофе, сваренный в турке, а вместо сигареты, ушедшей в прошлое вместе с трубкой и малыми голландскими сигарами «кафе-крем» (познав наслаждение, не соглашайтесь на компромисс), к кофе подавался сыр (тот самый английский чеддер, или стилтон, или бри, или камамбер) и постоянно выпекаемые Еленой Ивановной кексы-бисквиты-печенья. Собственно, брейк этот буквально разбивал день на две важные половинки: это я сделаю после кофе, а это успею до.

Уложенная на землю береза давала ощущение исполненного долга, владения инструментом и несвойственным интеллигентам ремеслом. Надо сказать, что ВИ от подобной работы — что-то распилить, отвинтить, приспособить, приколотить — испытывал большее удовлетворение, чем от удачно сделанной редактуры. Вот и сейчас, умиротворенный, он произнес заветную цитату из премилого фильма:

— А не хлопнуть ли нам по рюмашке, Елена Ивановна?

И, естественно, на этот пароль последовал отзыв:

— Заметьте, не я это предложила.

И они хлопнули. И выпили кофе. И Елена Ивановна подала к столу анковский пирог — оказался неплохим, однако на вкус Виталия Иосифовича чересчур сладким, что он, по обыкновению, от жены утаил — себе дороже, а, напротив, изобразил довольно правдоподобное восхищение. А потом Елена Ивановна рассказала супругу и соседу, какой странный сон ей приснился. А приснилось Елене Ивановне, что вдруг оказалась она владелицей несусветного богатства — восьми миллионов долларов. Откуда ей это богатство привалило, она, проснувшись, не смогла вспомнить и на дотошные расспросы Виталия Иосифовича, проявившего неожиданную настойчивость в выяснении подробностей, о происхождении этих денег внятного ответа не дала. То ли наследство, то ли клад какой, то ли… Да чего гадать, теперь уж никогда не узнать.

— Ну а далыпе-то что? — с интересом спросил ВИ.

Еще его занимала сама цифра — восемь. Почему? Вроде бы и круглая (не какие-то восемь миллионов сто двадцать четыре тысячи четыреста двадцать пять), но и круглее бывает, почему не десять? Что такого особенного в этой цифре? Вот, скажем, нумерологи твердят, что этот перевернутый символ бесконечности имеет глубокий смысл, символизирует вечность, олицетворяет людей с непреклонной энергией и твердым характером (уж это точно к Елене Ивановне, если вспомнить историю с рыбьим жиром), в астрологии восьмерка приписана Сатурну, а Сатурн — символ Хроноса и, стало быть, имеет прямое отношение к старости, что представляет определенный интерес для Виталия Иосифовича. Астрологи написали про это бесконечное число всяческой фигни. К примеру, такой: «Сатурн — символ тяжести судьбы, долга, обязательств, ответственности, упорства, настойчивости, выдержки, выносливости, терпения, целенаправленности, а также ограничений, тяжелого физического труда, жизненных испытаний, одиночества, уединения, замкнутости…» Ох, скучища какая. А еще что? Ну два в кубе, это ладно, это понятно. А еще из ивритского шмонэ пошел наш родной шмон — вроде бы шмонали каждого восьмого зека. Так что непростая эта цифра, прямо скажем. И пока ВИ все это обдумывал, Елена Ивановна продолжала: