К радости матери, она получила диплом с отличием. «Как мама гордится тобой, дорогая моя девочка», – вновь и вновь повторяла она. Но после этого Стелла вернулась в Соловьиный Дом, потому что за год до этого началась война. Она была нужна там, работала дружинницей Земледельческой армии, они вместе с мамой приняли эвакуированных, шесть приятных девушек из Хорнси, и все мысли о том, чтобы поехать на поезде в Лондон и стать архитектором, вылетели у нее из головы. В душе она даже радовалась этому, хоть и не говорила об этом вслух. Она радовалась, что жила в Соловьином Доме, днем работала на поле, а вечером заботилась о девушках. Радовалась, что могла быть полезной. Шёнберги из Вены были убиты, вся семья.
Потом, в 1942 году, она встретилась на танцах в Уолбруке с Эндрю Ярдли. Он был красавец и шутил с ней, а Стелле нравилось, когда с ней шутили и смеялись – она была часто склонной к мрачным рефлексиям, а он ловко отвлекал ее. Но когда он пришел на чай и она с энтузиазмом показывала ему дом, она не замечала, как его язык иногда мелькал между тонких губ, какими глазами он смотрел на картины, на сад, за которым мать ухаживала целыми днями, на дом, замечательное творение Далбитти.
– Никто не прикладывал рук к этому дому годами, точно?
– Нет, глупый, конечно, нет. Почему ты спрашиваешь?
– Окна потрескались, потому что оконные переплеты набухают; всюду бегают крысы, входная дверь застревает – разве ты не замечаешь?
– Переплеты высыхают каждое лето, дверь тоже. Крысы осмелели, потому что кошка занята котятами, скоро они пропадут. Что до стекол, то да, несколько пора заменить. Не хмурься, Эндрю. Тебе тут понравится.
Потом был тот ужас в его машине, ей даже не хотелось потом и вспоминать. Она сказала нет, и он ударил ее и заявил, что он заслужил это, вытерпев всю ту ерунду, а к тому же кто еще там есть? Кого еще она найдет себе? И ей даже не пришло в голову, что никто тоже вариант.
Она приложила арнику к темно-лиловым синякам на ляжках и зеленовато-желтому на животе. И, несмотря на всю ее храбрость, ей не хватило духа жить с ним так, и она вышла за него замуж, потому что так надо, но сохранила свою фамилию, ее собственную фамилию как последнюю крупицу независимости, оставшуюся в ней. Вот так это и случилось.
Когда она сказала матери, потому что считала, что у них не было секретов друг от друга, мать кивнула и сказала нечто непонятное:
– Она была права, и жалко, что я не могу сказать ей, что она была права.
– Она? Кто?
Лидди что-то писала за своим письменным столом, тем самым, которым теперь, через сорок лет, пользовалась Стелла. Она перестала писать и сложила бумагу.
– Моя сестра. Я очень любила ее. А теперь, моя птичка, беги в кладовку и принеси немножко того фруктового пирога миссис Бидл; мы выпьем чаю и прикинем наши планы. Вот увидишь, я все улажу.
Стелла росла с уверенностью, что Лидди волшебница и обладала непонятной силой. Самым ярким примером стало то, что через неделю после смерти мамы Стелла потеряла мужа, сраженного безжалостными орудиями немцев во время Дня Д, не успел он даже выйти на берег Франции, и его тело унесли в море волны. Растить ребенка вместо ухода за шестью истощенными, испуганными эвакуированными женщинами, страдающими недержанием мочи, было легко, все равно что прогуляться по саду. В конце концов, мать тоже растила ее совершенно одна. И Стелла легко могла справиться. И она справилась. Смерть укрепила ее. Она сознавала, как ей повезло. Нечего было жаловаться, когда вокруг них рушился мир. Вот она и справилась со всем.
* * *
В конце июля 1981 года Стелла стояла ранним утром у могилы матери, держа несколько последних роз – сорта альбертина, бледно-розовых и лиловых, слегка косматых, восхитительных. Вокруг стояла тишина, только странно звякали колокола на церковной колокольне – готовились к праздничному перезвону после Королевской свадьбы. Стелла считала себя равнодушной к таким церемониям, но что-то – юный возраст невесты, странная смесь в ней страсти и пассивности, последний вздох истеблишмента, его агония или невероятная одержимость ее маленькой внучки Джульет этим событием? – Стелла не очень понимала причину, но что-то завораживало ее, и ее тоже захватил радостный патриотизм этого события. Она поклонилась своим умершим брату с сестрой и отцу, которого никогда не видела, и бережно положила розы у подножия маминого памятника.
– В этом году они чудесные. – Стелла часто разговаривала с могилой Лидди. – Восхитительный аромат. Не знаю почему. Пожалуй, из-за дождей.
Читать дальше