Владислав Баяц - Хамам «Балкания»

То, что Синан достиг вершин в своем мастерстве, став главным архитектором султана, не мешало Баице время от времени сравнивать себя с ним. Мехмед, раздумывая иной раз, кем он сам может стать в будущем, учитывая разницу в возрасте, боялся произносить это вслух. Но самой возможности невысказанного – догнать своего друга – хватало, чтобы забыть о всех смертях, с которыми ему пришлось столкнуться.

Да, Синан достиг вершин в звании , но не в делах. Еще нет! И вот именно это придавало Баице сил верить в то, что он способен догнать Синана. И в звании, и, возможно, в делах. Не столько ради соревновательного духа или какой-то абстрактной победы, сколько для того, чтобы облегчить свое долгое существование в состоянии войны, от которой он все еще не освободился. И вскоре он узнал, что его ожидает.

Сначала он пожалел о том, что пришлось покинуть Белград. Но его к этому вынудили: резиденция беглербега Румелии находилась в Софии, так что ради должного исполнения обязанностей ему следовало управлять европейской частью империи именно оттуда. Ранее ему не приходилось подолгу оставаться в Софии, потому что часто получал все новые поручения. Так случилось и на этот раз. Уже через несколько дней после назначения великий визирь во исполнение приказа султана велел ему немедленно прибыть в Истанбул, чтобы начать подготовку к походу на Персию.

Однако в поход Баица отправился не сразу. Его задержали в сарае. Стечение обстоятельств позволило ему увидеть внезапно разбушевавшиеся дворцовые интриги с близкого расстояния, но как бы со стороны. К счастью, его пребывание там оказалось временным, если даже и не случайным, что позволило ему не втягиваться в опасные игры. Дело в том, что султан, перешагнув порог старости, время от времени начинал странно вести себя. Любовь всей его жизни Роксолана, лишенная красоты, молодости и прежнего обожания, переключила свое прежнее внимание с мужа на собственное влияние в сарае. Великий визирь Рустем-паша отправился в поход на Персию, который проходил с переменным успехом. И то, что он был зятем султана и султанши, мужем их дочери Михримах, не спасло его от опалы: внезапно, повинуясь иррациональному порыву, Сулейман сместил с должности первого человека дивана. На его место султан назначил второго визиря Ахмед-пашу, завоевателя Тимишоары и недавнего соратника Баицы. Баицу спасла тень, в которой он находился. Если бы не это, то ему пришлось бы выбирать, на чью сторону встать: Рустем-паша был его земляком и покровителем, а с Ахмед-пашой он бок о бок сражался в жестоких битвах, что вернуло ему пошатнувшийся было авторитет в войсках. После того как было объявлено, что в скором времени ему следует присоединиться к походу на Персию, Баица несколько месяцев провел между Софией и Белградом. Это и помогло ему избежать многих неприятностей. В семье султана наступил трагический период: сплетники внушили султану ложную мысль о том, что его (но не Роксоланы) старший сын Мустафа собирается свергнуть Сулеймана с престола. Проблему усложняло то, что этот молодой человек пользовался популярностью в армии, так что решение Сулеймана – лишить Мустафу не только всех званий, но и жизни – не встретило одобрения в войсках.

Баицу это поразило. Ему были известны аналогичные случаи в истории Османской империи, но впервые он убедился в такой невероятной жестокости, как убийство собственного ребенка. Когда подобное явление начало набирать обороты, его оправдывали такими исключительно важными причинами, как сохранение престола, и совершали в основном тайно или прикрывая лживыми измышлениями. При этом никто, включая самого властелина, не решался открыто объявить либо признать, что отец убил сына. И только Сулейман без малейшего стеснения обнародовал признание и даже неоднократно, подчеркнуто повторил его. Словно гордился поступком! Баица не мог понять этого, несмотря на многочисленные объяснения и оправдания. Родитель убивает свое самое дорогое создание! К тому же у Баицы был тайный опыт отцовства: две рабыни уже родили ему двух сыновей, которых он пока что скрывал от окружающих, но только по той причине, что еще не решил, готов ли он открыто признать их своими. В этой тайне не было ничего плохого: она никому и ни при каких обстоятельствах не угрожала ужасной концовкой.

Единственное, что удалось султану наверняка, так это запугать ближайшее окружение и, похоже, весь свой народ. Слухи дошли и до его врагов. И они опять увидели в нем отчаянного варвара, что их еще больше перепугало.