Владислав Баяц - Хамам «Балкания»

В дальнейшую судьбу Баицы вмешалась Михримах, вдова покойного великого визиря Рустем-паши, дочь султанши Роксоланы. Она была не столь амбициозной, как ее мать; частично поучавствовав в ее аферах и обжегшись на них, теперь она тщательно обдумывала каждый шаг. Потому она тоже сосредоточилась на важных для империи планах, но не столь прямолинейно. Она рассчитала, кто мог бы принести наибольшую пользу державе, и получила разрешение отца Сулеймана и согласие брата Селима на организацию большого праздника. Да еще какого! В один и тот же день, потратив собственные деньги и собрав самых важных людей Порты, она устроила три свадьбы! В тот день престолонаследник Селим выдал замуж двух своих дочерей: Эсмехан (Эсма) получила в мужья Мехмед-пашу Соколовича, а вторая, Гевхерхан – Пияле – Мехмед-пашу. Кроме них, янычарский ага Абдулкерим женился на дочери убитого принца Мустафы.

И свадьба стала частицей ускорения, с которым продолжалась жизнь Баицы. От такого брака нельзя было отказаться, несмотря на то что юная невеста в свои шестнадцать лет могла быть его дочерью или даже внучкой, а по годам – супругой его сыновьям Хасану и Курду, которые среди прочих придворных также присутствовали на свадьбе. Матерью Эсмехан была Нурбану, венецианка из знаменитой семьи Баффо, супруга будущего государя. Эта связь окончательно определила дальнейшую линию жизни Баицы. С подобной жизнью он давно согласился. Прежде он еще мог кое-что в ней изменить. Теперь ему оставалось только трудиться над тем, чтобы проявлять себя еще лучше во всем без исключения.

Став зятем и нынешнего, и будущего султана, Баица обеспечил себе во всех отношениях наивысшую степень безопасности. Его судьбу не могло решить слово или решение всего лишь одного человека в империи ! Баица понимал, что никто еще до него не добивался такого высокого положения. Но в этом он усмотрел и новые опасности: отдельные придворные, занимавшие высокие посты, кто из зависти, кто из-за грязных помыслов и изначальной ненависти к Соколовичу, просто не выносили его, а иной раз и открыто презирали. Конечно, они понимали, что он стал самым серьезным препятствием для их планов и теперь, став членом правящей семьи, ускользнул из сферы их влияния. И потому теперь они свое более или менее враждебное отношение прикрыли новой вуалью – хитростью. Вокруг Мехмеда образовался кружок льстецов, людей с пустыми идеями, несуществующих родичей, предлагающих услуги любого рода, – кого только не было среди них. Он понял, что ему придется защищаться, пользуясь тем, чего в его характере не было, – лукавством. Но было очень трудно встраивать в свой характер эту черту. Увидев, что злопыхатели со своими сплетнями пытаются влезть даже в супружеское ложе, он отказался от желания изменяться. Он сказал себе, что постарается остаться таким, каким он был, и поступать будет так, как того заслуживают обстоятельства. Объяснил юной жене, что не требует от нее любви только потому, что семья решила соединить их. Он будет уважать ее и не станет устраивать скандальные связи с другими женщинами. Эсма восприняла это как выражение добросердечности и уважения. Она высоко оценила его и была близка к тому, чтобы полюбить мужа. Когда Баица узнал об этом, то не раскаялся в своей решимости оставаться последовательным.

Теперь Мехмед-паша мог спокойно и без слишком резких движений разобраться с противниками внутри империи. Надо было заранее подготовить почву для предстоящего назначения его первым визирем. Если бы он не был готов к назначению, то оно могло бы обратиться поражением. Сначала он занялся своими противниками. Вызвал самого опасного, Лалу Мустафа-пашу, и открыто спросил, почему тот работает против него, не имея на то ни одной видимой причины. Полученный ответ он счел искренним, что едва ли не разоружило его. Однако он не показал этого.

– Потому, Мехмед-паша, что я все время вижу в тебе Баицу. Я не боюсь ни твоей двойственности, ни твоей измены исламу, но не в состоянии вынести ту легкость, с какой ты общаешься и с сербами, и с османами, с христианами и мусульманами. Ты не скрываешь, что поддерживаешь православную церковь, и одновременно совершаешь хадж. Все, даже великий султан, считают, что это не двоеверие, но именно так это выглядит. Именно потому, что я серб по происхождению, не понимаю, как можно быть христианином в Аллахе! Ты или одно, или другое, только так!

– Но я не хочу быть или одним, или другим. Я хочу быть собой. А поскольку я никогда не притворялся, то все время рисковал быть наказанным. Величайший после Аллаха падишах и шейх-уль-ислам, те, кто толкуют законы земли и неба, ни на секунду не усомнились во мне, как ты. Я все время служу им: как делами, так и собственной головой, которую готов положить на плаху.