Наринэ Абгарян - Симон

Он поцеловал ее в сухие горячие глаза, она его – в губы. Это был первый их поцелуй.

Песчаная буря, накрывшая душным облаком Араратскую долину, угомонилась к началу августа и отступила, оставив после себя наметенные ветром выгорелые пики крохотных, по щиколотку, барханов, окаймляющих причудливым кружевом границы фермерских хозяйств. Коммунальные службы, в преддверии сезона дождей, обстукивали водосточные желоба и карнизы крыш, вытряхивая оттуда песчаные и мусорные закупорки. Город постепенно избавлялся от сонного оцепенения, возвращаясь к жизни. На праздник Успения его вновь заполонили туристы и верующие, приехавшие на праздничную литургию и обряд освящения винограда.

Утро началось со значительного скандала. Заглянув в одну из сувенирных лавок, Сусанна обнаружила, что цену на шелковые платки удвоили, не предупредив ее об этом. Она отдавала их за достаточно малые деньги с условием, чтобы как можно скорее разошлись – временем и возможностью ждать покупателей, готовых оставлять за ее работы необдуманно большие деньги, она не располагала. Хозяйка магазина, бесцеремонная крикливая особа, попыталась вытеснить рассерженную Сусанну из крохотного душного зальчика в подсобное помещение, подальше от польских туристов, разглядывающих выложенные на стеклянных витринах сувениры. Но та не далась и принялась обвинять ее в мошенничестве в присутствии обомлевших европейцев, поспешивших сразу же покинуть помещение. Хозяйка, расстроенная подобным оборотом, налетела на Сусанну, обзывая ее неблагодарной дурой. Та в долгу не осталась и подняла ответный хай. Вдоволь поскандалив, потребовала деньги за проданные платки.

– И непроданные отдай! – велела она, яростно пересчитывая купюры.

– Зачем?

– Найду кому сдать. А ты торгуй теперь этим барахлом, – кивнула она с пренебрежением на аккуратные ряды четок, крохотных каменных хачкаров и серебряных нательных крестов.

Лицо хозяйки мгновенно вытянулось.

– Бога бы побоялась!

Сусанна запихнула в сумку платки, сердито застегнула молнию. Вышла, не удостоив ее ответом. Кому-кому, но не нечестной торговке ее Богом попрекать!

Платки она оставила в ювелирном магазинчике. Хозяин – высоченный, седобородый и темнобровый ювелир, отчаянно напоминающий Шона Коннери, ей ужасно нравился. Судя по восхищенным взглядам, которыми он ее провожал, она тоже была ему небезразлична. Сусанна осторожно навела о нем справки, узнала, что женат, имеет двоих сыновей. Старший успел переехать в Россию и обзавестись семьей, а недавно забрал к себе мать, чтобы она помогла с новорожденным ребенком. Отец с младшим сыном остались одни, правда, ненадолго – жена к концу осени собиралась возвращаться. Отец мастерил удивительной красоты серебряные украшения, сын помогал ему, а еще заменял за прилавком продавщицу, которой нужно было несколько раз на дню ненадолго отлучаться, чтобы проведать прикованную к постели мать. История с продавщицей тронула Сусанну. Ювелир, похоже, был порядочным и сердобольным человеком. Другой бы давно нашел себе нового работника, а этот не стал от нее избавляться. Сусанна не сомневалась, что, окажись на его месте, поступила бы ровно наоборот. Много лет назад она запретила себе поддаваться чувствам и никогда больше не терзалась сомнениями при выборе между трезвым расчетом и состраданием. Хладнокровие ее граничило с откровенным пренебрежением, отстраненность – с равнодушием. Муж иногда подтрунивал, что из нее получился бы отличный сотрудник спецслужб. «Ты бы разорила свое ведомство, потому что оно вынуждено было бы тебе выписывать бесконечные премии за образцовую службу!» Сусанну его шутки не задевали, она была достаточно честным человеком, чтобы признавать свои недостатки. И довольно безразличным, чтобы не страдать от угрызений совести.

К ювелиру она заглянула еще в начале лета. Девочки рылись в сундуке, нашли ее шкатулку со старомодной бижутерией, обвесились пластмассовыми бусами и браслетами, нашарили на самом дне костяную щербатую пуговицу. Счастье, что не выкинули, а принесли ее Сусанне. Та убрала ее в кармашек сумки, а на следующий день, на обратном пути домой, зашла в мастерскую.

– Это единственная память о моей матери. И я бы хотела превратить ее в украшение, – объяснила она ювелиру. Тот аккуратно, двумя пальцами, взял с ее ладони пуговицу.

– И что бы вы хотели, чтобы я из нее сделал?

– Кольцо или кулон. На ваше усмотрение. Я полностью полагаюсь на ваш вкус, – ответила она – и улыбнулась.