– Питер, сыночек, никто не заменит тебе твоего папу. Он всегда будет твоим отцом, и я всегда буду любить его как твоего отца. Но мы больше не можем жить вместе, потому что мы не любим друг друга как раньше. Ты же знаешь это, милый мой. Но это не значит, что мы перестали любить тебя больше всего на свете.
– Ну да, я знаю. Прост… было бы типа хорошо.
– Знаю. Но, сынок, этого не будет. Прости меня. Хочешь… хочешь, обнимемся?
К моему крайнему удивлению, Питер согласился:
– Вообще-то да, обними меня, мам. Мам?
– Что, мой хороший?
– Если у тебя появится новый мужчина, и он окажется полным мудаком и нам не понравится, мы можем сказать тебе, чтобы ты его бросила? Пообещай, что бросишь его.
– Ну конечно. Вы для меня важнее всего на свете.
– Окей. Я есть хочу.
Я была так благодарна за эту мимолетную душевную близость и физический контакт с моим ребенком, что разрешила Питеру съесть все, что он найдет на кухне, – позже я об этом пожалела, когда увидела на растерзанной кухне опустошенный холодильник с жалкими останками продуктов, из которых мне предстояло соорудить хоть какое-то подобие ужина.
После развода мы все ходим по краю. Ставим ли мы свое личное счастье выше, чем счастье наших детей? Надо ли нам смириться, заткнуться и продолжать влачить жалкое существование, лишь бы у детей была «нормальная» семья? А что сейчас понимать под «нормальной» семьей? Есть ли такие семьи сейчас? Вокруг столько вариантов семей, со сводными братьями и сестрами, с двумя папами, как в семье Сэма, или с двумя мамами, или с одним родителем, или дети на воспитании бабушки и дедушки – где здесь «норма», к чему ее применять? Пока наши дети ходили в начальную школу, половина родителей в классе развелась – у кого-то это было очень драматично, у кого-то спокойнее. А если и продолжаешь жить вместе с супругом «ради детей», то когда дети считаются достаточно взрослыми, чтобы родители могли безболезненно развестись? Когда твои интересы будут важнее детей? Или получится как в анекдоте про стариков, которые в девяносто восемь лет решили разводиться и пришли к юристу, а тот у них спрашивает, почему теперь, после стольких лет совместной жизни они разводятся, на что те ему отвечают: «Мы ждали, пока дети помрут».
В какой момент ваша собственная неудовлетворенность в несчастном браке с партнером, который в лучшем случае просто не любит вас, а в худшем унижает и бьет, начнет сказываться на детях, и лучше бы вам разойтись подобру-поздорову? Я бы поспорила, что развод моих родителей не сказался на мне, как минимум моя мать так яростно и гневно реагировала на измены отца, что если бы они продолжали жить вместе, скорее всего, она бы его убила. Но стала ли она счастливее оттого, что бросила его? И потом, моя мать – весьма странная женщина, и я до сих пор не знаю, что для нее счастье, ну кроме того, чтобы быть лучше других, и потому она, наверное, не может считаться хорошим примером.
Стала ли я счастливее? Не знаю. Конечно, странно жить одной. Сейчас я определенно чувствую себя счастливее, чем в конце семейной жизни, когда я выла на скамейке в парке, хотя и это не самое трудное. Достаточно ли счастлива я теперь? Смогу ли жить сама по себе, если за собственное счастье придется расплачиваться счастьем своих детей? Я всегда исходила в своих поступках из того, что будет хорошо для детей, может быть, я недостаточно старалась? Саймон и я разошлись вполне цивилизованно и прилично (по стандартам бракоразводного процесса), мы учитывали права и интересы детей, мы не дрались из-за каждого компакт-диска и не выясняли, кому достанутся музыкальные записи Best of Blondie (мне, конечно), и мы стараемся вести себя достойно и вежливо перед детьми. Я знаю примеры, когда пары расходились не так цивилизованно, бывший муж не платил алименты, бывшие жены не давали встречаться с детьми (и наоборот), сменялись замки, обвинения сыпались за обвинениями, и все это тянулось годами в судах и следствиях. Мне даже было как-то приятно, что нам удалось избежать всей этой грязи, но вдруг в результате нашим детям все равно придется расплачиваться за наш благополучный развод своими психологическими переживаниями и травмами?
Если нам удалось так цивильно развестись, может, нам бы удалось и спасти наш брак. Вот почему у Питера до сих пор есть надежда, что мы сойдемся; может быть, наоборот, мы неправильно поступили, что так спокойно разошлись, надо было устроить кошмар и ужас, чтобы дети видели, что родители не могут больше жить вместе, но мы решили по-британски скрыть нашу неприглядную изнанку от детских глаз и посторонних взоров, и потому у детей все еще теплится надежда, что мы сможем все уладить. Может, надо было рассказать им про мисс Мадрид, а не тянуть волынку про то, что мама и папа больше не любят друг друга. И что бы это нам дало? Черт побери! Как же меня бесит быть взрослой.
Читать дальше