Денис Гоголев - Два года ада, или Как выжить в армии

Я ему говорю: «А тебе не западло будет после меня сраные и ссаные трусы одевать?» После чего он злой, меня толкнув, сказал: «Иди нах… спать». Часа два нас поднимали и забирали последние хорошие вещи. Спать нам не спалось, и жалко было, что все мои земляки спали в глубине казармы. Я спал на самом краю. Кто со мной спали рядом, я их не знал, хотя и ехали вместе.

Старослужащие после сегодняшних наших поборов запаслись водкой, отправив в самоход в город за горючей смесью солдата. Я стал засыпать, но даже не понял, сколько проспал, как начались крики пьяных старослужащих. «Запахи, уроды, вы чего спите?» — и нас начали поднимать по несколько человек, жестоко избивая.

Минут по пять, по десять, по очереди долбили наших с большой жестокостью. Били локтями, ногами, а один старослужащий заставлял раздвигать ноги и по несколько раз бил в паховые органы. Ребята падали, мучаясь от боли, а их лежачих добивали ногами и заставляли вставать, избивая заново. Мне было очень страшно, и я вспомнил про бога, в которого не верил. Накрывшись пуховиком, я начал молиться.

На кладбище ночью на гражданке, когда я убегал от ментов, было цветочками по сравнению с тем, что я пережил в первую ночь своего пребывания в части. Близилась очередь и ко мне, чем ближе от меня поднимали народ, тем становилось все страшнее. Я увидел, что вытащили Павла, учившегося со мной в техникуме. Его тоже стали жестоко избивать. У меня на душе скребли кошки. Заступиться за него этой ночью значило подписать себе смертный приговор. Когда подняли моего соседа по кровати, я уже понял, что мое избиение должно было быть с минуты на минуту, но мои молитвы не прошли даром. Из всех призывников не побили всего несколько человек, в том числе и меня. Меня отправили смотреть к двери, чтобы никакой офицер не успел зайти, пока всех остальных избивали.

Через некоторое время я чуть ли не другом старослужащих стал, которые периодически меня спрашивали, не идет ли кто. Простояв на стреме часа полтора, меня отправили спать. Эта ночь оказалась самой длинной за мою прожитую жизнь. В шесть утра дневальный прокричал: «Рота, подъем!» — и мы, одевшись, вышли на улицу.

Сержант, который, как мне показалось, был одним из самых правильных и, наверное, для всех примером в Российской армии, выгнал нас на зарядку. Таких, как он, я за всю службу встречал не много, которые могли выругаться и дать втык только за дело. А те, которые били нас ночью, чтобы позабавиться и показать, кто в доме хозяин, были полными отморозками. Первая зарядка меня совсем не напрягла, и сержант нас гонял хорошо, а я наблюдал одновременно за своими сослуживцами, как им было тяжело.

В спортивном отношении я многим мог дать фору. После завтрака нам сделали перекур, и мы обсуждали первую ночь, которую нам пришлось пережить. У многих уже были мысли побега из этой беспредельной части, и мы решили, что еще одна такая ночь и подадимся в побег. Единомышленников оказалось очень много. На улице было градуса два тепла. После этой ночи стало больше призывников без одежды, оставшихся в одной рубашке. Были даже оставшиеся без ботинок. Им на время выдали тапочки.

Мне объявили, что завтра мне уже выдадут форму из-за отъезда в учебку. В этот второй день мы были предоставлены сами себе из-за присяги других призывников, приехавших немного раньше нас. Они уже были одеты в военную форму. Мы практически целый день провели в казарме, общаясь между собой. Выводили нас только в туалет и на прием пищи.

Отдав присягу, другие призывники появились в казарме. Присяга ознаменовывалась как праздник для любого призывника, когда должны приезжать родители. Но какие родители поедут в Моздок из Москвы. Дураков родителей, конечно, не оказалось. И принявших присягу старослужащие начали переводить из-запахов в духи. Поочередно каждый снимал штаны, брал полотенце в зубы и получал от старослужащих по голой заднице армейским ремнем три удара, где выгравирована звезда на бляхе. На заднем месте у каждого сияло по три звезды. В тот момент я подумал тоже о своем заднем месте, что через несколько дней мне предстоит это тоже пройти. Ладно, задница все вытерпит, прикинул я.

Днем я как-то быстро осваивался и привыкал к армейским будням, тем более было столько земляков, с которыми мы дружили. Среди своих мы устанавливали уже свои порядки. За всю неделю я так и не взял половую тряпку мыть полы. Я еще не представлял, что я сделал самую большую ошибку, согласившись учиться на сержанта. И последствия моего согласия я буду вымучивать все два года. Моздок оказался самым хорошим воспоминанием в своей службе.