Тэффи Бродессер-Акнер - Флейшман в беде [litres]

В последний день Тоби и Бартак были в палате с доктором Лу. Когда промежутки между вдохами стали совсем редкими, Тоби и Бартак встали, чтобы оставить его наедине с женой и детьми. Но жена Мартина остановила их и сказала, что, по ее мнению, Мартин, к тому времени уже три дня лежавший без сознания, хотел бы, чтобы они остались. «Вы были такой же большой частью его жизни, как и мы». Когда Мартин наконец испустил последний вздох, жена коснулась лбом его лба и произнесла: «Прощай, любовь моя». И Тоби понял, что, несмотря на раннюю смерть, Мартину Лу повезло в жизни. И ему, Тоби, тоже. В тот момент он не мог не подумать о том, какой он счастливчик: ему повезло знать этих людей и работать с ними.

Когда все кончилось, Бартак повел Тоби к себе в кабинет и налил ему виски. Тоби все еще был погружен в глубокие раздумья, навеянные смертью Мартина, и красота этого ужасного момента очень долго ассоциировалась у него с Бартаком. Только потом, гораздо позже, Тоби понял, какой Бартак скользкий тип и хладнокровный пройдоха. Как он проявлял сострадание и дружескую поддержку напоказ, чтобы подняться на следующий уровень.

Бартак заинтересовался Тоби. Не Филиппой Ландон, а Тоби. Тоби приходил вечером домой и рассказывал Рэйчел, что случилось за день. «Твой ментор – твой билет к звездам», – говорила Рэйчел. На таком дебильном жаргоне разговаривали в секретариате корпорации «Альфуз и Лихтенштейн». До того как Бартак проявил интерес к Тоби, Рэйчел считала, что муж должен пойти в дерматологи: они делают очень хорошие деньги, всегда берут отпуск в августе, сами определяют себе часы работы, и у них никогда не бывает срочных вызовов к больным. Но Тоби хотел стать доктором для того, чтобы лечить людей, а он не знал ни одного дерматолога, который бы зарабатывал на настоящих болезнях, а не на пластической хирургии.

– Но ты мог бы летом ездить в Африку, в Азию или еще куда-нибудь оперировать заячью губу, – сказала она.

– Но я не хочу тратить месяц своей жизни, чтобы искупить то, чем я занимаюсь остальные одиннадцать месяцев, – возразил он. – Я хочу жить правильно каждый день.

– Все хотят. Но не всем выпадает такая роскошь. Я хотела бы в конце концов купить квартиру, знаешь ли.

Отец Тоби был врачом, и его дядя тоже был врачом, а его сестра одно время хотела стать психологом, но потом сдалась и решила просто выйти замуж, молиться и размножаться. Флейшманы взрастили в душах своих детей образ человека в белом халате, несущего утешение, мир и исцеление всем страждущим. Если по выходным соседские дети разбивали себе коленки или сваливались с температурой, их родители стучались к Флейшманам, хотя, возможно, им было ближе бежать к доктору Ляпису, другому специалисту по внутренним болезням. Согласно Тоби, это и значило жить правильно. В этом было достоинство и доблесть. Когда-то в этом были еще и деньги. Профессия врача и до сих пор приносила деньги. Только теперь это были не деньги.

Ну хорошо, сказала Рэйчел. Будь гепатологом. Но тогда уж – самым лучшим. «Я знаю, что ты станешь самым успешным гепатологом в Нью-Йорке. В мире». Она никак не умела говорить о деле его жизни без численных индикаторов; в ее версии оно становилось похожим на какой-то спорт, рекорды в котором можно измерить и сравнить.

А теперь он шел на повышение. Слышишь, Рэйчел, он идет на повышение. Не обязательно быть каким-нибудь скользким прохиндеем, чтобы продвигаться по службе. Можно просто хорошо делать свою работу. Он станет заведующим подразделением, а потом, когда Филиппу опять продвинут наверх, ему предложат должность завотделением. Он откажется, потому что знает: в этом деле по мере роста отдача сокращается. Он не такой, как они все. Он не стремится состоять в правильном клубе, играть в гольф с нужными людьми (или вообще играть в гольф) и сидеть в нужных советах директоров и комитетах. У Дональда Бартака была Мэгги Бартак, неутомимая жена, которая устраивала званые ужины, вращалась в свете и организовывала сборы на благотворительность. Жена Тоби была не такая. На такой он бы и не женился.

Мать Тоби всегда говорила ему: «В каждой паре есть место только для одной звезды». Тоби шутил, что прицепил свой вагон к счастливой звезде, и Рэйчел косилась на него и говорила: «Это уж точно». Но Тоби никогда не приходило в голову, что если его мать и права, то звездой в их паре была именно Рэйчел. То есть он был настолько влюблен в дело своей жизни, что ему даже в голову не приходило: человек, движущийся по своему пути, чтобы оставить яркий, заметный след в мире (в противоположность его не очень впечатляющему вкладу), и есть звезда. К тому времени, как Бартака повысили, Рэйчел уже ушла из «Альфуз и Лихтенштейн», облапошив агентство, которое привело ее к успеху, то есть забрав с собой его клиентов, чтобы открыть собственную лавочку. Клиенты последовали за ней без звука: они умели распознать человека с бульдожьей хваткой.