Тэффи Бродессер-Акнер - Флейшман в беде [litres]

– Она не знает, что у тебя есть телефон, – сказал он, – она не знает твоего номера.

– Но я написала: «это Ханна». Потом я ей еще позвонила.

– И?

– Сразу включился автоответчик.

В последний раз, когда Тоби позвонил Рэйчел, тоже сразу включился автоответчик.

– Может быть, она на совещаниях. Может быть, она спит. Может, просто не проверяла телефон.

– А может, она рассердилась на меня за то, что я завела телефон раньше своего дня рождения.

– Нет, это ерунда. Может быть, она спит, мы не знаем. Уже поздно.

Он потянулся к руке дочери, но она отдернулась.

– Папа… она умерла?

– О боже, Ханна, нет, конечно. Что ты? Нет, она не умерла. Она в полном порядке. Она работает. Ты же знаешь, какая она, когда работает. Иногда бывает так, что у нас с ней часы бодрствования не совпадают вообще.

– Ты с ней говорил?

– Да, конечно. Она передавала тебе привет.

Ханна опустила взгляд на его покрывало, где все это время выводила пальцем один и тот же непонятный узор.

– Иди спать, – сказал он. – Тебе рано вставать, а ты еще даже не уложила сумку с собой в автобус.

Ханна закончила обводить узор, встала и ушла к себе в комнату.

Тоби проснулся оттого, что Солли стоял рядом и тряс его за плечо.

– Папа, – сказал он.

Тоби вскочил в панике и стал продирать глаза:

– Что такое?

За окном было еще темно.

– Нам надо идти на автобус в лагерь. Мы опоздаем.

Тоби с минуту оглядывался, потом сел на кровать:

– Ну хорошо, дай я сначала выпью кофе.

Солли подпрыгивал на месте.

– Это ничего, если ты нервничаешь.

Тоби посмотрел на телефон, чтобы узнать время, и увидел, что Нагид прислала эсэмэску. События прошлой ночи стремительным потоком затопили его память. Была всего половина пятого.

– Малыш, до автобуса целых два часа. Может, еще немножко поспим?

Но Солли не желал спать. Он тащил отца за руку к кофеварке и трещал так, словно только что вынюхал десять дорожек кокаина:

– Я беру в автобус все свои комиксы «Зеленый Фонарь», потому что они легкие, и еще потому, что когда все увидят, что я читаю, они тоже захотят, и у меня хватит на всех.

– Ты думаешь, стоит брать их все? Ты ведь их особенно любишь.

– Я думаю, стоит. И еще я беру с собой Тайного Кролика.

Тайный Кролик был квадратиком, вырезанным из детского одеяльца Солли, которое называлось просто Кролик. В день, когда Солли исполнилось шесть, Рэйчел заявила ему, что пора уже отвыкнуть от детского одеяльца, что другие мальчики никогда не станут приглашать его в гости с ночевкой и будут смеяться над ним, если вдруг придут в гости и найдут одеяльце. Солли побежал к себе в комнату и спрятал одеяльце так, что Рэйчел не смогла его найти. Позже, когда Рэйчел в гостиной работала на своем ноуте, Тоби проник в комнату сына с ножницами. Он сказал Солли, что от одеяла по имени Кролик можно отрезать кусочек. Этот кусочек будет обладать всеми свойствами целого одеяла, потому что за все эти годы Солли вложил в него столько любви. И, что еще лучше, его будет гораздо проще носить с собой.

«Мы назовем его Тайный Кролик», – сказал Тоби, аккуратно вырезая центральный квадратик.

«Что такое Тайный?» – спросил Солли, наблюдая.

«Это значит, что только ты один будешь о нем знать».

– Куда же ты положишь Тайного Кролика? – спросил сейчас Тоби.

– Просто буду носить с собой. В кармане. Все время.

– Думаешь, ты это удачно придумал? А если ты его потеряешь?

– Я никогда не потеряю Тайного Кролика!

Следующие полчаса они играли в шахматы. Тоби уловил на себе запах Нагид, и ему пришлось еще раз принять душ. Солли разбудил Ханну – Тоби узнал об этом, потому что ее визг был слышен даже сквозь шум воды. Тоби покормил детей завтраком, позволяя Солли заполнить всю комнату своей тревогой, отвечая на все его вопросы и моля Бога, чтобы угрюмость Ханны была ее обычной угрюмостью, а не знаком того, что она до сих пор думает о матери.

Тоби прочитал эсэмэску от Нагид. Она спрашивала, не хочет ли он сегодня вечером, после того как его дети уснут, пригласить ее к себе и «оттрахать прямо в лифте – никто не узнает (смайлик с багровым дьяволом и смайлик, изображающий два глаза, глядящие налево)». Тоби начало казаться, что со вчерашней ночи прошло уже очень много времени.

Он потребовал, чтобы Ханна показала ему свой телефон.

– Зачем?

– Потому что я твой отец.

– Нет.

– Это не просьба. Это часть нашего договора.

Она в ярости сунула ему телефон, и Тоби проскроллил ее инстаграм, проверяя его местами, как советовали в особом выпуске «Потребительского журнала», посвященном взаимоотношениям детей и технологии. Содержимое телефона показалось Тоби совершенно невинным, хоть и скучноватым. На аватаре у Ханны стояло ее селфи с двумя выставленными пальцами, вроде перевернутого знака пацифистов. Похоже, теперь дети это делают на всех фотографиях. Может, подражают какому-нибудь участнику мальчишеской музыкальной группы или знаменитому спортсмену? Тоби не знал. Он просмотрел ее статусы. У нее оказалось двадцать два френда, а статусов она успела запостить только два. Один гласил: «Еду в лагерь, вся на нервах», другой: «Посмотрите какая смешная картинка LOL» и содержал изображение кота в солнечных очках и с текстом поверх пухлыми буквами: «Кажется, у меня аллергия на ранние подъемы». Почему же она тогда возится с этой штуковиной весь день, если постит от силы раз в сутки про то, что ела на завтрак, или что-нибудь в таком духе? И ждет лайков, а потом лайкает практически идентичные чужие посты. Тоби стало жалко этих детей за их постоянное беспокойство о том, как они выглядят со стороны, и за то, что им придется расти в такое время, когда весь мир будто сговорился сделать их еще чувствительнее к тому, как они выглядят со стороны.