Аманда Ходжкинсон - Место встреч и расставаний [сборник litres]

– Что мне ему сказать?

Элла колебалась: даже если у нее был бы адрес или хоть какая-то идея, куда она пойдет, она все равно не хотела, чтобы папа приезжал за ней со своей полуправдой и оправданиями, которые бы никак не помогли все наладить. А возможно, если бы она позволила этому случиться, он бы за ней не поехал, и это бы было совсем больно. Она открыла чемодан и выудила оттуда темно-синий шерстяной свитер. Мама вязала его вечерами по крупицам; она настояла, чтобы Элла положила его к себе в чемодан, в котором свободное место было на вес золота, потому что была уверена, что он папе пригодится. Один только связанный ряд уже был бы визитной карточкой, а мамина скрупулезная работа – упреком.

– Спросите его, помнит ли он парикмахера на Чушань-роуд.

В ее голове крутились тысячи других воспоминаний, но она не хотела ими делиться. Женщина кивнула. Передаст ли она папе ее слова и отдаст ли свитер? Или сделает вид, что этой встречи не было? Теперь это не имело никакого значения.

Элла спустилась по ступенькам. Она не оборачивалась, но чувствовала на спине пристальный взгляд женщины, пытающейся удостовериться, что Элла на самом деле ушла. Зайдя за угол, она облокотилась о стену. Ее трясло. Она видела, как папа весело прогуливался по улицам Шанхая, в одной руке – ее рука, на второй – Джозеф. Как он мог так легко забыть все то, что их связывало? «Америка и правда меняет человека», – говорила мама каждый раз, когда приходило письмо от папы. Потому что она так сильно хотела ему верить. Отчасти это была правда – папа нашел работу и хорошее место для жилья – в доме, который наверняка принадлежал Элис и ее погибшему первому мужу. Но все остальное: про деньги, которые он копил на билеты на корабль, и про жизнь, которая у них будет, – было ложью.

Элла мысленно вернулась в тот день, когда она, пятилетняя девочка, на рынке на мгновение отошла от родителей, привлеченная любопытным видом обезьянки, чистящей арахис. Она стояла, не шевелясь, среди моря окружающих ее высоких людей и впервые в жизни ощущала себя одинокой. Мама, конечно же, быстро ее нашла и отругала за то, что она ушла, но потрясение не проходило еще очень долго.

Внезапно, на углу Бруклин-стрит, ей снова стало пять. Она снова была брошенной. Как он посмел? Другие, такие как Давид, искали свои семьи по всему миру, в то время как папа так бессердечно выбросил их прочь. И ради чего? В этой невзрачной женщине не было и капли бескрайней маминой грации. Но иметь женщину, которая всегда под рукой, для него было удобнее, чем ждать красивую жену, оставленную за тысячи миль. А папа больше всего любил принимать простые решения. Элла подумала о маленькой девочке с карими, как у Джозефа, глазами. Узнает ли она когда-нибудь, что у нее есть брат и сестра, ее кровные родственники?

На другой стороне улицы Элла заметила типографию. Сквозь стекло мелькнула знакомая седеющая голова, склонившаяся над одним из прессов. Серьезный, трудолюбивый человек казался ей теперь чужим. Америка и в самом деле изменила папу, но для их семьи было уже поздно. Как мог он так поступить? Ее разрывало и от желания броситься ему в объятия, и от желания ударить его. Но ни то ни другое ничего бы уже не изменило. Она повернулась.

Она постояла несколько секунд у тротуара, чувствуя себя еще более одиноко, чем когда-либо после отъезда из Китая. Улицы были грязными и сырыми. Здания сгрудились над ней. Здесь было все, что она ненавидела в Шанхае, но без семьи и любви, которые придавали всему этому смысл.

И что теперь? Все ее путешествие оказалось основано на лжи. Она не принадлежала этому месту. Но даже если бы у нее были деньги, чтобы вернуться в Китай, она бы не смогла смотреть в глаза матери и брату, зная, что подвела их. И она не могла сказать маме правду. Элла бы сочинила что-нибудь, чтобы не затронуть мамину гордость, – она бы солгала и сказала, что не смогла найти папу. Да даже известие о том, что он мертв, принесло бы меньше боли и позора, чем тот факт, что он уехал и оставил их в прошлом.

Нет, вернуться она не могла. И она не хотела возвращаться в Китай, внезапно отчетливо осознала Элла. Пусть она и родилась там, но никогда не была его частью. Она бы осталась и каким-то образом попыталась устроить здесь жизнь и исполнить обещание перевезти сюда маму и Джозефа. Но она не хотела оставаться в таком же удушливом, как и Шанхай, городе, который будет всегда принадлежать ее отцу и его новой семье.

Элла посмотрела на часы над табачным магазином. Седьмой час. Давид, конечно же, уже скоро сядет в поезд. Внутри у нее все затрепетало, когда в ее голове возникли его темные глаза и трепетные руки. Он умудрялся выглядеть веселым, несмотря на все свои потери. Как мог мужчина, которого она знала всего час, так засесть ей в голову? С ним она чувствовала себя сильнее, способнее. «Езжай на запад», – сказал он. Внезапно она оказалась такой же одинокой, как и он. Внезапно ей захотелось опустить голову и сдаться. Но если Давид не отступил перед выпавшими на его долю страданиями, то и она не смела так поступить.