Анатолий Чмыхало - Седьмая беда атамана

— Но он здешний, — Сима снова с надеждой кивнула на Соловьева. — Здесь вырос, все знает, а это намного облегчит задачу.

Сима говорила по-ученому, грамотно, слова у нее были гладкие и плотно пригонялись друг к дружке. Но эта ее речь, безукоризненная, обращенная к одному Макарову, еще более возносила и отдаляла от Ивана новых его знакомых, ему поближе был, скажем, хозяин квартиры, в меру простой, доступный и в меру хитрый, но только не заносящийся перед Иваном, как они. Тому бы Соловьев, пожалуй, поверил скорее.

— В Монголию навострились? — вдруг с проснувшимся в душе злорадством произнес Иван. — Ждали там нас!

Как ни странно, но этот его выпад понравился Симе. Она внезапно развеселилась, задорно усмехнулась широко распахнутыми глазами и принялась по-ребячьи хлопать в ладоши:

— Браво! Вы мне нравитесь, урядник!

— Чего ворошить минулое. Нету казачьего войска — значит, нету и урядника, — сказал он, разглядывая свои обкусанные ногти. — Все пошло к хренам!

Макарова, казалось, нисколько не задело неуместное замечание Соловьева. Вроде бы не заметив его, поручик продолжал развивать давно овладевшую им спасительную мысль о Монголии:

— По слухам, там оренбуржцы генерала Бакича. Формирования забайкальского атамана Семенова. Они никогда не смирятся с потерей Сибири. Они повсюду собирают людей, верных святому делу.

— В Монголию не пойду! — упрямо отрезал Иван.

— Вы вполне самостоятельный, вполне разумный человек, вам и решать, — Макаров нервно прошелся в кутний угол.

— Я обмозговал все.

— Хорошо, хорошо, — мягко заговорил Макаров, поднимая руку. — Но, надеюсь, меня вы отправите.

— В Монголию? Нет, я не знаю дороги.

— Странно. Местный и вдруг не знаете, — удивилась Сима.

— Вот и не знаю.

— Монголия не курорт. Я еду с честными патриотическими намерениями. Для борьбы с большевиками! Вам ясно?

— Бейтесь с ними тут!

— Смешной вы, однако, — подергал шрамом Макаров.

План, ради которого офицер и пришел на встречу с беглым арестантом, рискуя собственной свободой, рушился. Вопреки здравому смыслу, Соловьев зауросил, разговор зашел в тупик. Нужно было попытаться предпринять что-то иное. И первой опять же нашлась Сима:

— Не хотите и не надо. Но порекомендовать проводника вы можете?

— Никто не поведет задаром.

Макаров рванулся к Ивану и нечаянно зацепил ногою тяжелую скамью. На лице отразилось страдание, когда он двумя руками принялся растирать ушибленное колено. Превозмогая боль, поручик заговорил с обидой:

— Вы что, батенька мой? Разве я могу… У меня есть часы Буре, перстень.

Иван молчал, сосредоточенно глядя в пространство мимо широкого плеча поручика. Нет, у него не было на примете человека, знающего тропу в Монголию. Кроме того, Ивану нужно думать и о себе, где и как теперь жить. Может, держаться поближе к дому или уйти в тайгу, чтобы поселиться в одной из охотничьих избушек? В любом случае судьба беглого арестанта незавидна.

— Подумайте, — не отступалась Сима, внимательно поглядывая то на одного, то на другого.

И уже когда Макаров собрался уходить, Соловьев вдруг встрепенулся и наморщил лоб. Вспомнил хакаса Мурташку, знаменитого соболятника, всем известного в неоглядной Прииюсской тайге. Мурташка однажды уже ходил в Монголию. Он такой, что ему можно смело довериться во всем: сам умрет, а товарища не выдаст.

— Кто? — обрадовался Макаров.

Неподалеку от родной станицы Ивана хозяйствовал потомственный золотопромышленник Константин Иванович Иваницкий. Много богатых рудников было у него, бесчисленные старатели мыли ему золото, а сам он, общительный, любознательный, по заграницам ездил. И лишь потом, вдоволь наскучавшись по тайге, приезжал сюда поохотиться да поразвлечься. Тогда оживал его деревянный, украшенный невиданной резьбой по карнизу и окнам дворец в Чебаках, веселье лилось через край.

Добр и широк душою был столичный богатей Иваницкий, водил дружбу и с простым людом, каждого держал на примете и награждал по заслугам. Но больше всех любил охотника Муртаха. С пятнадцатилетнего возраста ходил в тайгу след в след за верным хакасом Муртахом, ели из одной деревянной миски, спали в одном корьевом шалаше. Избушку построили себе у горы Азырхая, многокомнатную, просторную, маральи панты там варили. Жена Иваницкого Таисья тоже дорожила Мурташкой: от многих бед отвел он рискового хозяина.

— Что дальше? — Сима нетерпеливо наклонилась к Ивану.

— Ничо. Иваницкий рванул в Китай, а Мурташка как жил, так и живет в Чебаках.