Анатолий Чмыхало - Седьмая беда атамана

Быстро перетасовав колоду, картежники начали по новой. Наметанный глаз Ивана приметил, что кавказец ловко передернул бубновую даму, а перед этим ему подмигнул жуликоватый парень, сидевший на полке напротив. Игра шла явно не по правилам, но Соловьев, сдвинув от неудовольствия рыжие брови, все-таки не решился вмешаться в нее: не ему теперь затевать скандал.

Поезд спотыкался у семафоров и останавливался на больших и малых станциях, и тогда люди, как по команде, вихрем срывались с мест и, обгоняя друг друга, бежали за кипятком. Но кипятка не было, пассажиры с досады ругались, гремя пустыми чайниками и котелками, принимались жевать всухомятку.

Соловьеву посчастливилось занять краешек нижней полки напротив хилого старика, который то и дело выдавливал в пузатом мешке и отправлял себе в запавший рот маленькие, с пятак, каральки. Они смачно похрустывали на зубах, и от этого частого хруста Ивану было невмоготу. Попросить бы хоть одну каральку! Но этот удавится за черствый сухарь, а дома, поди, потайные ямы с отборной пшеницей.

От нестерпимого голода противно кружилась голова, в глазах навязчиво мелькали зеленые и синие мотыльки. Иван отвернулся к окну, стараясь не думать о еде, но думы эти приходили сами собою и не было с ними уже никакого сладу.

Старик наконец наелся, аккуратно, по-хозяйски, завязал мешок и, распустив веревочную опояску, щекою прильнул к перегородке. Немного погодя он вытянул ноги и захрапел, завсхлипывал во сне.

А колеса вольно летели, выстукивая свое. В соседнем отделении нещадно зачадили самокрутками, и облачко горького дыма, растекаясь, потянулось по коридору. Что-то чирикнул, взбираясь на багажную полку, довольный выигрышем кавказец.

«А мешок можно вытащить», — подумал Иван.

Тошнота вдруг подкатила к горлу. На какое-то время Ивана сморило, обдало угаром и кинуло в бездонную пропасть забытья. А едва он пришел в себя, разомлевшие, квелые руки его враз налились силой и неотвратимо потянулись к похрапывавшему старику.

В последнюю секунду Ивана остановил сдержанный кашель. И когда он, застигнутый врасплох, пугливо метнулся взглядом в угол, то увидел большие навыкате глаза. И внутренне собрался: этот сторожкий взгляд обеспокоил его.

Резким движением рук он тронул ребро полки, намереваясь встать и уйти, в это время из угла донеслось негромко, но внятно:

— Сидите.

— Чо? — растерянно и в то же время со сдержанной враждебностью проговорил Иван.

— Вот, — она принялась рыться в своем кожаном бауле и извлекать из него и раскладывать у себя на коленях какие-то цветные сверточки, банки, хлеб.

— Кто вы? — давясь слюной, спросил он.

— Ешьте.

Женщина усмехнулась краем рта, большого и влажного, и, подавая Ивану еду, подвинулась лицом к свету. Она выглядела молодо, у нее было нерусское бронзовое лицо и нос с небольшой горбинкой. Иван мог бы поклясться, что никогда прежде ее не встречал, но отчего она оказалась такой подозрительно доброй к нему? Что ей понадобилось от Ивана? Ведь не будет же человек просто так, безо всякой корысти принимать участие в другом, совсем чужом ему человеке. Ведь он же не набивался ей в знакомые и не просил у нее никакой помощи.

Иван, как бы извиняясь за волчий аппетит, смущенно покачивал тяжелой головой. Но в коротком и остром его взгляде она явственно почувствовала крайнюю настороженность и опять разоружающе усмехнулась:

— Отвратительно с продуктами. Это мне привезли из деревни.

— В деревне тож не рай, — заметил он.

— Люди все едут.

— Значит, надо. Кто бы поехал без нужды…

Разговора не получалось. Они натянуто помолчали, с жадностью разглядывая друг друга. Женщина подала Ивану еще кусок сала, он принял его уже без стеснения, как должное. Она улыбчиво кивнула вдруг на спящего старика:

— Счастливый. Долго жить будет.

Иван понял ее намек, но не сказал ни слова. Тогда она сразу посерьезнела и с неожиданным участием спросила:

— Вы до Ачинска?

Соловьев промычал что-то неопределенное, чувствуя, как, вопреки здравому смыслу, проникается к ней доверием. Конечно же, она случайная попутчица — Иван мог сесть в любой вагон, — просто она жалеет его, ей хочется помочь ему. Бывает ведь так.

— Ах, вон оно что! Вам дальше, — раздумчиво продолжала она. — Если уж задержитесь в Ачинске, милости прошу, я смогу устроить вас на квартиру.

«В тюрьму», — мелькнуло в сознании Ивана, но он решительно отбросил эту мысль. Оголодал, выхудал, вот и определила, что больной, а кто из женщин не посочувствует захворавшему в пути человеку!