Дмитрий Бавильский - Желание быть городом. Итальянский травелог эпохи Твиттера в шести частях и тридцати пяти городах

Город, состоящий из конкретных дней, – это тоже текст 72, поэтому дважды в него, как в одну и ту же реку, войти невозможно. Вернуться сюда означает повторить неудачный дебют, хотя бы и с другой конфигурацией событий, поскольку удачных въездов во Внутреннюю Италию не бывает.

Все входы в Сиену боковые, кривые и недостаточные – примерно как полумгла в церквях с великими фресками, которых из-за этого толком не разглядишь. Ну да, наша , нам доставшаяся Джоконда всегда находится за пуленепробиваемым стеклом, иначе ее уже и не представить.

И с этим, как и со многим другим, доедая крохи с чужого стола, тоже приходится смириться. Получить полнокровное удовольствие от «музейного комплекса под открытым небом» – это, конечно, вряд ли уже, но вот попытаться понять и объяснить себе логику его воздействия все-таки полезно, так как оно не только «музей», но и почти всю современную «жизнь», сплошь состоящую из стандартизации и поточных ограничений, объяснить может.

Дуомо. Органика экстерьера

Типологически, белоснежным фасадом в духе «архитектурных кулис» (полосатыми здесь оказываются только колокольня и внешние боковые стены) сиенский Дуомо напоминает собор в Орвьето. Хотя все здесь больше, чем в Умбрии, но точно так же размашисто, точно так же взвихрено (когда глаз мечется, не умея остановиться и замереть, опережая мысли) в восприятии правильной геометрии, разделяющей анфас на самодостаточные секции, которые тут же сметаются истеричной мельтешней зрачка, подобно птичке, запертой в клетку и бьющейся о ее прутья.

Впрочем, вот что: фасад собора Успения Богородицы в Орвьето сотворен чуть раньше лица собора Вознесения Девы Марии в Сиене, из-за чего в расчете и украшениях его меньше простора, «воздушки». Он как бы сжат дополнительной нервной дрожью скульптур. Соответственно, впечатление от его центростремительной логики выходит более деловитым, спокойным.

К тому же собор в Орвьето не заслоняют улица и окрестные постройки: он задирает физиономию и высится один, словно бы намеренно сдвинутый из площади чуть дальше в зеленое «поле», тогда как сиенская громада вписана в тесный ландшафт городской грибницы, становится его частью, теряясь в соседских подробностях и складках.

Сиенский Дуомо, в 1284-м порученный Джованни Пизано (он, правда, успел построить лишь нижнюю, романскую часть фасада с тремя монументальными вратами), «сбит» плотнее орвьетского: детали его сцеплены друг с другом поверх геометрического равновесия основы, а в центре главного «третьего этажа» – круглое окно стерильной пустоты. И это уже совсем не готическая роза, но пулепробиваемое зияние, схожее (если бы собор был книгой) с неожиданным разворотом сюжета. Глаз скользит по фасаду, цепляется за крючья и занозы орнаментов, добирается до круглого центра и проваливается, как в негатив, под крышу центрального нефа, опережая шаги экскурсанта: кажется, такой фасад и задан опережать движенье паломника, вынося часть церковной роскоши на улицу. Точно одной ногой ты уже там. Так как внутри собора странника ждут совершенно другие расчеты и развлечения.

Но что-то удерживает от просачивания в полумглу. Нужно купить билет и вновь обернуться к фасаду. Над его окном совсем вверху – центровая золотоносная треуголка мозаики Агостино Кастеллани (1877), два других боковых фронтона украшены мозаичными треугольниками немного поменьше. Однако главное событие здесь – десятки колосящихся фигур работы Джованни Пизано, буквально усыпавших грани и ребра второго и третьего уровней: евангелисты зажимают внутреннюю энергию, распирающую их тела, в спазмах различных полуразворотов и вычурных поз. Святые, укутанные волнами каменных складок; химеры и символические животные, крылатые львы и лошади, вставшие на дыбы; кресты, цветы и отчетливые птицы разбросаны праздничными гирляндами по бокам и всем выступающим поверхностям порталов, карнизов и межморфемных прокладок.

Мраморные оригиналы их, колышущиеся между однозначной готической угловатостью и новой классикой, вдруг вспомнившей об изгибах античных мраморов, снятые с верхотуры вечного прикола в середине позапрошлого века, спят теперь в музее собора, куда я пойду в другой день: нынешний и без того засыпан подарками с горкой. Нужно взять паузу. Аттракцион немыслимой щедрости

Все ведь знают историю про то, как в первой половине XIV века сиенцы решили построить самый большой собор в мире, перпендикулярно уже возводимому (тому Дуомо, что сейчас перед нами), поручив его проектировку и строительство сначала Ландо ди Пьетро, а затем Джованни д’Агостино, но захотели сэкономить и вписать старый храм с уже готовым куполом в план нового, сделав «старые стены» его трансептом. То есть, подобно матрешке, как бы вложить один собор в другой,