Дмитрий Бавильский - Желание быть городом. Итальянский травелог эпохи Твиттера в шести частях и тридцати пяти городах

К счастью, моя любимая композиция – со сном Константина в походном шатре, где ему накануне битвы с Максенцием является во сне крест, который позже отыщет матушка, – находится практически в центре. И любоваться ей можно сколько хватит сил. Шатер действительно светится изнутри нездешним светом, по которому Пьеро делла Франческа чуть ли не главный мастер всех времен и народов, может быть за исключением Рембрандта (Караваджо я не люблю – он кажется мне слишком ремесленным и слишком «приемным», прямолинейным).

Но целиком я так и не проникся: сильно зудело, что нужно успеть в Кафедральный собор к Марии Магдалине и посмотреть витражи по рисункам Пьеро делла Франческа, вот визит и вышел скомканным, голодным. Контакта с нереальностью не произошло. Суеты много. Дуомо. Санти-Пьетро-э-Донато

В Кафедральном соборе, где по стенам масса разрозненных фресок самых разных эпох и стилей, случился конфуз – возле кенотафа Гвидо Тарлати, что в правом нефе, я дотронулся до фрески Пьеро делла Франческа с сильно затемненной Марией Магдалиной, спрятавшейся за колонной в тотальном каком-то одиночестве (роспись спрятана, а не Мария), потому что более никаких росписей рядом нет – Магдалина выступает из стены обломком какого-то напрочь сгинувшего комплекта изображений, единым наплывом, вот как фрагменты святых из городской пинакотеки Сансеполькро, – и тут же раздался звонок, похожий на школьный. Сигнализация.

Некоторые считают эту работу последней перед тем, как художник ослеп, мне Магдалина показалась (в том числе и ликом) похожей на Мадонну в Монтерки. По крайней мере, в темноте Магдалина кажется беременной – что, конечно, странно, но ее зеленое платье c гофрированной юбкой приподнято в талии, лицо отекшее, губы опухли.

Я все силился увидеть, что за штукенцию она держит в руке, но так и не разглядел. Белый футляр, кажется, округлой формы, с конусной крышкой; больше всего он напомнил мне военный шатер с фрески из Сан-Франческо – той самой, с первым в мире внутренним светом, на которой Константин видит вещие сны. Но я не уверен, что это строение или вещь, а не какой-нибудь умозрительный символ, может быть, читатели помогут? 69

Я часто трогаю фрески – в Орвьето касался Синьорелли, в Ассизи – Лоренцетти и Джотто, самый край, чтобы не навредить, просто кладу ладонь в прохладу, мне это важно. Тут же открылась дверь рядом с Магдалиной, из нее вышел молодой парень, совсем не грозной наружности, но с немым вопросом в глазах.

Я честно посмотрел ему в лицо, пожал плечами и пошел фотографировать роскошное мраморное надгробие готических форм, стоящее в алтаре. Пока я гулял по Кафедральному собору – а он, конечно, симпатичный, хотя немного несуразный, как и угловатая площадь, на которую выходит, – дождь прекратился, выглянуло солнце, подарив один из самых мощных закатов за всю мою жизнь.

***

Такой закат еще заслужить нужно. И грозу тоже. Когда ветер подымает палую листву, заставляя ее кружить уже после последнего праздника упадания. Это не живопись, это не жизнь, это уже я даже не знаю что. И, разумеется, снимки ничего не передают. Примерно так же, как с Легендой о Кресте Пьеро делла Франческа, которая – вот она, рядом, но ведь и не рассмотришь толком. Все от меня убегает – время, пространство, искусство, силы, облака, ничего не задержишь, а в поездке, без привычной опоры на быт и панцирь инерции, эти ускользания вдвойне маетны и заметны.

Рецензия на книгу Карло Гинзбурга «Загадка Пьеро»

Поначалу кажется, что книга 70посвящена в основном вопросам датировок картин и фресок Пьеро делла Франческа. Два десятилетия туда, три года обратно, до поездки в Рим он написал «Крещение Христа» из Лондонской национальной галереи (ученые считают эту доску самой ранней из сохранившихся его работ), а также главный свой цикл фресок в Ареццо про обретение животворящего креста или после?

В этих движениях по хронологической шкале Карло Гинзбург спорит со знаменитыми (и не очень) искусствоведами, в основном с Роберто Лонги, уточняя их атрибуции, так как датировка важна не сама по себе, но чтобы разгадать сюжетные ребусы картин Пьеро делла Франческа, о котором ведь практически ничего не известно.

Самое полное свидетельство о художнике – очерк Джорджо Вазари из «Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев» – состоит из лакун и путаницы: Пьеро не был флорентийцем или венецианцем, жил задолго до биографа, поэтому документов и свидетельств о нем сохранилось ничтожно мало. Даже список утраченных работ далек от завершения.