Борис Макаров - Знамя Победы [litres]

– А, да-да! – встрепенулся о чем-то задумавшийся Леонид Васильевич. – Было это, я уже сказал, давно. Но из многих поездок в родные места эта поездка одна из самых памятных.

Время было летнее, теплое. Месяц не помню. Скорее всего, конец июня, начало июля. Поехал налегке. Сложил в рюкзачок самое необходимое, купил кое-что в подарок старикам, у которых квартируюсь, доехал до промежуточной станции на пригородном. От промежуточной станции автодорога прямо на юг. Шоферы с тех южных районов в город ездят не часто, грузятся на промежуточной. И путь короче, да и, наверное, подальше от города гаишников поменьше. Пункты, на которых шоферы грузятся, я давно знаю. Сунусь туда, сюда и, как правило, шофера знакомого из нашего села увижу.

Берут с радостью. Дорога дальняя. С попутчиком ехать веселее. Да к тому же при случае я и помочь в чем-нибудь могу. В технике разбираюсь, гаечные ключи в руках держать умею. Да и какой-нибудь груз помочь поднять, закрепить – силой Бог не обидел…

…У одной из контор три машины увидел. Подошел к первой – к бензовозу, Василия Чернова увидел – шофера, хозяина бензовоза, хотя, конечно, хозяином-то машины он является, пока за рулем сидит.

– Возьмешь? Здорово!

– Здорово! Возьму. Только имей в виду, у меня еще один пассажир, вернее пассажирка, есть. Втроем поедем. Лидку Манькову знаешь? Она со мной едет. Из города возвращается. В больницу областную ездила. Что-то с легкими у нее. Курит, дура, – одну сигаретку от другой прикуривает и пьет не хуже мужика иного. Так себе баба. Два или три раза замужем была – не ужилась. Детей нет. Поди-ка, полсотни абортов сделала. Нигде не работает – ни сил, ни здоровья нет. С матерью живет. Матери за девяносто. На ее пенсию и живут, кормятся. Голь. Нищета. Бесплатно сюда вез. Бесплатно обратно повезу. Что поделаешь – своя, односельчанка. Не бросишь и последнюю кофтенку не сдерешь.

Сейчас из столовки подойдет – и поедем. Похмелиться побежала. «Не могу, – говорит, – не похмелюсь – умру». Потребуй заплатить за проезд – слезы. А похмелиться копейки найдутся. Сюда ехали – бухая была. И отсюда наверняка глыкнет. Ну, да ладно. Спит всю дорогу…

А вон и она идет…

– Вася, пускай этот мужик в середку сядет. Я с краю хочу, у окна, – курить буду, – не глядя на меня, обратилась женщина к водителю.

Женщина выплюнула изжеванный окурок. Высморкалась, не пользуясь носовым платком, и уже хотела вслед за мной подняться в кабину бензовоза, но вдруг спохватилась:

– Вась, обожди, отлить забыла. Пару кружек пива даванула. Могу в кабине сырость развести. Ха-ха! Подожди! – Она была пьяна. И видимо, хмель все сильнее набирал силу.

Заметно пошатываясь, моя спутница зашла во двор конторы, над плотным забором которого возвышалась крыша туалета, и вернулась к машине минут через пятнадцать-двадцать:

– Вась, еще покурю, ладно?

– Хватит! – в конце концов рассердился терпеливый Чернов. – Корячишься тут. До ночи до дома не доедем. То курить, то отливать. Меньше пить надо!

Женщина неловко, неуклюже, по-старушечьи кряхтя, наконец-то влезла в кабину. Василий, перегнувшись через меня и нее, проверил, надежно ли закрыта дверца, и мы поехали.

Пока она лезла в кабину, я хорошо рассмотрел ее лицо. Рыжеватые редкие брови. Красные воспаленные веки. Бледная бескровная морщинистая кожа. Бесформенная, дряблая шея… Но глаза, какие красивые, глубокие, сине-зеленые, какие знакомые глаза…

Лидка…

Лидка…

Лида…

Да неужели это она – та самая Лида, Лида Чарушина… А Манькова, конечно же, мужняя фамилия. Тем более, как Василий сказал, она несколько раз успела замужем побывать…

Лида…

Лида…

…Мы, старшеклассники, девятиклассники-десятиклассники, увидели Лиду Чарушину, когда она после летних каникул пришла в восьмой класс. Да-да, именно тогда, когда она пришла в восьмой класс…

… – Она что, приезжая, новенькая?

– С первого класса в одной школе училась. На два года позже меня в школу пошла. Но кто из нас, пацанов, обращал внимание на девчонок до тех пор, пока не… приходила пора обращать…

Леонид Васильевич усмехнулся:

– Витиевато я завернул. Но в общем-то, пожалуй, верно сказал. Всему свое время…

…Пришел я первого сентября в десятый свой, выпускной и уже на третий-четвертый день парни одноклассники мои заклубились, заскрипели непрорезавшимися басками:

– Лидка-то, Лида Чарушина настоящей царевной-красавицей стала… На перемене пойдем смотреть. Не веришь… Пойдем.

Лида Чарушина, дочка главного инженера нашего колхоза, пришла в восьмой класс одетая и даже обутая во все белое. Белый бант на белокурых волосах. Белое платье вместо обычной школьной формы того времени, белые носочки, белые туфельки. Почему Лиде разрешали ходить в школу в белом платье вместо формы, которую и сегодня школьницы часто надевают на различные мероприятия, не знаю. Главный инженер колхоза Федор Ефимович Чарушин был в селе уважаемым, влиятельным человеком, и, может быть, ему никто, даже сам директор школы, не посмел возражать. А может, у всех других девчат просто не было возможности одеваться так, как Лида. Село жило очень бедно. И все мы – и дети, и взрослые – ходили в стеженках, в холщовых брюках, платьях, рубашках. Во всем и на всем еще сказывались последствия войны.