В тебе все это, видно, укоренилось очень глубоко, подумал Павел. И вдруг ни с того ни с сего вспомнил, как лежал он однажды в лесу за Сивой Студней и наблюдал поединок двух оленей. Ослепленные яростью, изрыв землю копытами, оба продолжали остервенело биться рогами. Потом один из соперников — рога у него были ветвистые, красивые — начал ослабевать и отступать. А его противник — с обломанным рогом — что есть сил теснил его головой и грудью все ближе к краю скалы, нависавшей над заброшенным карьером, а затем стремительным рывком сбил его. Потом осторожно подошел к краю и поглядел вниз. Убедившись, что соперник действительно повержен, он медленно, пошатываясь, отошел, оставляя за собой кровавый след, и лег в изнеможении на траву.
И тут из зарослей кустарника вышла лань, которая, очевидно, наблюдала за их единоборством. Она подошла к нему, уткнулась мордочкой в его слипшуюся от пота и крови шерсть и легла рядом с ним, вся трепеща в ожидании.
Павел вспомнил, какое сильное волнение охватило его, как говорил он себе тогда: «А ведь точно так же она пришла бы и к тому, другому, если бы в этой схватка выиграл он. А теперь она пойдет с этим, с победителем. Они будут вместе пастись, резвиться в утреннем лесу, когда солнечные лучи еще не пробились сквозь листву деревьев. Будут вместе ходить к ручью на водопой. Но она покинет его, если этот могучий самец-победитель станет расточать свою силу с другими ланями. Она покинет его и будет ластиться к кому-нибудь из побежденных, потому что у того сохранится больше силы для нее.
Вот так оно бывает в природе. А у людей?.. Ведь и у них в известном смысле всегда решает сила. Правда, сила тут бывает разного рода. Есть и такая, что не доконает тебя, когда ты упадешь во время схватки, а поможет тебе подняться, даже если ты станешь противиться ей. И ты в конце концов смиришься, а потом и сроднишься с нею».
Вот так и «передвижная весна», подумал Павел с горечью. Хорошо, что это уже позади. Если мы не приведем скот в кооперативный коровник, то все пережитые волнения и муки — все напрасно. Поэтому надо во что бы то ни стало собрать коров в общий хлев. Кооператив — дело хорошее, он поможет всем. В конце концов люди с этим смирятся. Ведь мы не желаем им зла. Теперь у нас нет другого выхода — скот надо собрать воедино. Потом все пойдет иначе; потом наша правда их захватит, и они ее примут.
Но может, я зря все усложняю? Вот Петричко, например, или Канадец, или мой отец, который теперь ждет в хлеве, когда пригонят туда коров, — они на все смотрят просто. И Демко тоже…
Правда, ты появился здесь в самый разгар событий и сразу с головой окунулся в них. Но ты знал, на что идешь. А если и не знал — тогда привыкай! Погрузился по уши — стало быть, плыви!
Павел закурил, глубоко и жадно затягиваясь. Которая уже это сигарета? Хорошо, что мать не видит. «Загубишь ты себя куревом», — твердит она.
— Сейчас здесь Сойка нужен, — раздался голос Плавчана.
— После «крестин» он так и не появлялся у нас, — заметил Канадец.
«Крестины» — это то собрание, когда приняли решение привести весь скот на кооперативный двор. Сойка выступил тогда с большой речью. Уж так старался, так старался, чтобы его слова дошли до сознания каждого. «И если дети ваши спросят вас: а что вы делали, когда страна наша начала строить социализм? — у вас будет чистая совесть», — говорил он.
— У бригады хватает дел в Стакчине, — сказал Петричко. — Мы и сами справимся. Сами разместим весь скот — кто же может лучше нас сделать это? — Он улыбнулся. — Вот, видите, как нам пригодились хлева Зитрицкого и Хабы!
Павел продолжал глядеть на площадь. Она по-прежнему пустовала. Только голуби кружили над нею. Павел посмотрел на часы. Ну, зачем двигаются, зачем отмеряют время эти стрелки! — с досадой подумал он.
И в эту минуту послышались чьи-то торопливые шаги.
Эва, наверное, уже в десятый раз беспокойно выглядывала в окошко. И видела все то же: дорогу, штакетник, сеновал Олеяров, сарай Гунара; ручей, дугой огибающий площадь; верхушки оголившихся орехов над крышами; подмерзшее, освещенное солнцем шоссе…
Беспокойство ее росло. Она прошлась по горнице. Геленка, лежавшая на застланной постели, спала, тихонько посапывая. Марек был занят деревянными кубиками, которые он раскладывал на табуретке.
Ей давно уже надо было быть в кооперативном хлеве, но, видно, спешить туда пока незачем. Никто из соседей еще не открывал своих хлевов, никто не вел коров в общий…
Эва снова вернулась к окну.
Читать дальше