Ян Козак - Гнездо аиста

— Вы все-таки поосторожнее. Не давайте воли языку.

— Дружище, я знаю, что и кому можно сказать. Вот уже неделю мы с вами знакомы, а что вы про меня знали? Водка мне язык не развязывает. А, черт… — Голос его оборвался, слова, казалось, повисли на мгновенье в воздухе. — Снова притащилась. Вот стерва!

Резеш увидел за изгородью учительницу. Ее красный свитер ярким пятном выделялся на площади.

— Посмотрите на эту грудастую — видите, чем она агитирует?! Но все равно она стерва. Эта баба вас всех без соли сожрет. — Рыжий вдруг заторопился: — Ну, пока! Пора ужинать. — Он выпрямился, крикнул учительнице: — Пошли! — и быстро зашагал к калитке.

Резеш смотрел ему вслед. Он испытывал к Рыжему отвращение, но слова его все-таки пробудили в нем надежду, которая согревала его. В шлепанцах, перебросив через плечо тряпку, с подвернутыми штанинами он подошел к калитке посмотреть, что за листовку прикрепил Рыжий. Начал моросить дождик.

— Что-нибудь новое! — услышал он за спиной голос старого Хабы и оглянулся.

Хаба в сапогах, облепленных глиной, только что соскочил с телеги, к которой была привязана сеялка. Дюри с Анной поехали дальше — они возвращались с поля. Вместе с ними на телеге сидел Олеяр.

— Опять вывесили флаг, — сказал Резеш, даже не осознав того, что слово в слово повторил фразу Рыжего. — Как раз читаю про это.

Снова ожесточившись, он прочитал с металлом в голосе.

«Молния

Товарищи крестьяне, ваше место в ЕСХК! Сегодня в семью кооперативов решили войти 65 земледельцев Чичавы. Их кооператив будет уже в нынешнем году вести хозяйство на площади в 550 га. Благодаря этому число ЕСХК в нашем Горовецком районе достигло 36! В соседних районах так же стремительно растут темпы коллективизации. На путь новой жизни встало в нашей области уже 240 ЕСХК, из которых 212 созданы за последние недели. Крестьяне-единоличники, следуйте примеру чичавских земледельцев! Выполните свой патриотический долг!»

— Те пятеро все еще там… — тихо сказал Хаба.

В Трнавке он был единственным, к кому агитаторы не заходили, — он считался кулаком.

— Их все еще держат, — сказал Резеш. — Но я слышал, что бригаду из Вышнего Грабовца уже отправили домой. Распустили.

— Неужели?! Где же ты это слышал? — Хаба сверлил Резеша холодными маленькими глазками. Был он еще кряжистый и сильный, как медведь, и хоть уже немного сгорбился, все же крепко стоял на земле. — Ну, раз так, то, может, и мы спасем свою шкуру, — сказал он и вздохнул с облегчением.

Резешу было приятно удивление Хабы.

Не успел Павел вернуться с поля, как за ним прислал Петричко. На площади было пусто и холодно от мелкого моросящего дождя. Павел подышал на ладони. Бррр… Интересно, подумал он, чем ближе к холодам, тем жарче у нас становится…

Павел поднялся по узкой деревянной лесенке, скрипевшей под ногами, хотя она насквозь промокла от дождя, и, не постучавшись, открыл дверь, на которой висела табличка: «Местный национальный комитет».

В лицо ему пахнуло спертым воздухом. Затоптанный мокрый пол был покрыт окурками и комьями глины. Возле стола у стены напротив двери стоял Сойка — руководитель агитационной колонны. Петричко сидел за столом рядом с Плавчаном, за ними, прислонившись к окну, стоял Фабер, районный инспектор по культурно-просветительной работе. На длинной скамье у другой стены сидели те пятеро. Помещение, освещенное коптящей керосиновой лампой, пропиталось запахом табачного дыма, сырой овчины, пропотевшей одежды, пивных испарений, в нем стоял тяжелый дух вековой затхлости. Прежде здесь была контора графского управляющего. Сидя за столом, он мог, лишь немного приподняв голову, увидеть в окно все, что везли по дороге, — камень и древесину из леса, телеги с зерном на мельницу…

Так, должно быть, выглядит партизанский штаб, подумал Павел, когда заметил на столе большой пистолет и всмотрелся в усталые, злые лица стоявших и сидевших тут людей.

— Закрой дверь, — буркнул, чуть сдвинувшись с места, Сойка, и по стенам заколыхалась, заметалась его тень.

Да, очень похоже на штаб. А то и на охотничью засаду. Павел посмотрел на тех пятерых.

Микулаш, Пишта Гунар, Бошняк, Эмиль Матух и Штенко сидели на скамье, опустив плечи и сжав колени. Все они были в рабочей одежде, облепленной мякиной, навозом, грязью.

— Так что же будем делать? — нетерпеливо спросил у них Сойка.

Никто ему не ответил.

Все пятеро продолжали сидеть неподвижно, устало понурив головы.