Ян Козак - Святой Михал

— Ты смотри, до чего же идет тебе это платье! — сказал он.

Эва поздоровалась.

— Как будете готовить курицу? С красным перцем?

— Да, — с готовностью ответила она.

У нее был приятный голосок, во время всяких торжеств она пела в детском хоре.

Михал улыбнулся ей. Эва ответила ему спокойной, сияющей улыбкой, кокетливо тряхнула головкой и гордо зашагала дальше. Она направлялась в Гаваю.

Он недоуменно поглядел ей вслед. «Что это с ней? С какой радостью повстречалась она на своем пути?» — подумал он. Девочка, казалось, несла свое счастье, как знамя.

Ему стало вдруг немножко грустно при мысли, что так быстро летит время. Оба его сына уже покинули дом. Владя был в армии. Павел, второй сын, учился в техникуме в Братиславе. А ему самому стукнуло сорок три. Он любил жизнь во всех ее проявлениях, так сказать, все ее корешки. И хотя иногда за эти годы довелось попробовать на вкус и запах разные корешки, но со времен безрассудной, немного взбалмошной молодости кое-что, конечно, изменилось. Правда, он и сейчас еще полон сил и не имеет никаких оснований испытывать мировую скорбь. И все же сердце у него больно сжалось.

Добравшись до старого виноградника, он увидел между рядами лоз Руду Доллара и остановился.

— К тебе приезжали?

Руда кивнул. Он не проявил особой радости при виде председателя. После разговора с доктором Фантазиром Руда пошел на новый виноградник, где сейчас кипела работа, но потом удрал на старый, чтоб быть подальше от людей, и укрылся среди виноградных лоз. С понурым видом он рыхлил землю тяпкой. Его переполняли заботы и тревога.

Руда показался Михалу еще более тощим, чем обычно; его заплатанные, забрызганные соком молодых виноградных лоз и вином штаны, казалось, вот-вот свалятся.

— Ты все еще хочешь туда ехать? — спросил Михал.

— Хочу, — ответил Руда.

— Гм! — Лицо Михала выражало интерес и участие. — Слушай, Руда, мне хотелось бы знать правду: почему, собственно, ты так рвешься туда? Ты можешь мне сказать?

Руда почувствовал на себе испытующий и в то же время полный внимания взгляд председателя. Он долго молчал, глядя вниз, на равнину, которую извилистой дугой окаймляла Душа, потом мельком посмотрел на председателя.

— Почему? Но… Ладно, тебе я, так и быть, скажу.

Он невольно оглянулся. Они были на винограднике одни.

— Коли уж мне привалило такое счастье, то надо не зевать, чтобы от этого наследства было как можно больше проку. Ведь мне все равно придется уплатить государству налог с наследства в долларах. В долларах будет и все то, что я привезу в наличности, а мне дадут за них кронами, так чего же еще им надо?

Михал недоумевающе смотрел на него.

— Но если я туда поеду и получу наследство сам, — продолжал Руда, — то по американским законам мне разрешается послать что-нибудь в виде подарка. За это не надо платить ни пошлины, ни налога. Из моего наследства, по их законам, я могу послать ровно две тысячи долларов. Вот я и послал бы каждой дочке по тысяче, и у каждой была бы машина. Я же говорю, что все доллары и так придут сюда.

Михал оторопел. Он на мгновение даже утратил дар речи и не знал, смеяться ему или обругать Руду.

— Та-ак, — весело протянул он.

— Мне написал сосед отца, который родом из Мочаран. Так посоветовал адвокат. У меня есть это письмо.

Руда выжидательно, с опаской смотрел на председателя. Он рассказал ему это потому, что его тяготила тайна, которую он до сих пор не доверил никому, а ему ужасно хотелось снять камень с сердца. Никогда бы и ни с кем он не поделился, если бы не сегодняшний приезд работника районной прокуратуры и разговор с ним, который буквально подкосил его: теперь у Руды уже не было прежней уверенности. Но он знал, что Михалу довериться можно.

Губы Михала растянулись в улыбке.

— Так вот оно что! — воскликнул он. — Значит, вот почему ты рвешься на могилу отца…

— Нет, нет, и это тоже! — горячо возразил Руда. — Я и туда загляну. Только, — голос у негр сорвался, — теперь я побаиваюсь, как бы у меня все не уплыло из рук. — Он не отводил глаз от лица председателя.

Михал задумался, на лбу его прорезалась морщинка.

— А ты, оказывается, вовсе не простак, Руда! — сказал он тепло. — Знаешь, мне кажется, ты прав. Потому что… — Он запнулся: ему показалось, что на него в эту минуту хмуро смотрит Вилем, он даже видел его пристальный, испытующий взгляд. Михал вздохнул. — Видишь ли, государство, безусловно, делает для нас много, очень много. Но пока некоторые из тех, что сидят наверху, будут латать государственный карман такими доходами, они меньше станут ломать голову над тем, чтобы собственное хозяйство велось как надо. Это будет тормозить дело, вместо того чтобы заставить их навести порядок на производстве и в планировании. Так им легче — заделывают всякие дыры и прорехи, вместо того чтобы предпринимать что-то существенное. Разве не так?