Ян Козак - Святой Михал

На площади Вилем и учитель остановились. Ватага детей, гонявшихся за козой, которая паслась на берегу, несколько мужчин с сигаретами в зубах, сидевших на двух рваных соломенных матрацах, и кучка женщин, собравшихся вокруг куска брезента, на котором сушились цветы мать-и-мачехи и земляничный лист, сразу же утратили беззаботность. Официальные лица из Поречья появлялись здесь крайне редко и почти исключительно с целью привлечения к ответственности, а скорее — с повторной угрозой сделать это. (Обычно провинившихся вызывали в комитет или же решали подобные дела в дни выплаты подобия на детей, когда явка была стопроцентной.) Наиболее частой причиной для таких посещений был тот простой факт, что понятие общественной, или общей, собственности давно укоренилось у обитателей, поселка и они по мере возможности последовательно исходили из этого в своей практике. Узкие тропки, утоптанные и твердые, как камень, лучеобразно разбегались во все стороны; будто ручейки, вились они по полям, направляясь к садам и виноградникам кооператива. Окрестности были прочерчены ими, словно каналами оросительной системы, по которым вожделенная влага притекала в испытывающий вечно неутоленную жажду поселок. Эти каналы были неистребимы; они с легкостью преодолевали все препятствия и даже после глубокой вспашки сразу же вновь пролегали на полях.

Вилем огляделся по сторонам.

Все вокруг выжидающе, даже враждебно умолкло. Над Гаваей физически ощутимо повис в воздухе тревожный вопрос. В это время года, когда еще так далеко было до сбора урожая, множество ворот, ведущих к искушению и греху, было закрыто.

В эту минуту в конце улочки появилась Эва. Она возвращалась из Поречья по одной из утоптанных тропинок. Шла она, сияя, как солнечный луч, поглощенная своими мыслями, не обращая внимания на возню кур в сумках.

Эва шла, гордо подняв голову. Судя по всему, у нее была для этого серьезная причина: она казалась себе гораздо более значительной, чем обычно. Словно, кроме сумок, несла с собой все, что нужно для жизни и счастья.

— Эва! — окликнул ее учитель.

Она удивленно остановилась. Поглощенная собой, она даже не обратила внимания на пришельцев.

— Позови Керекеша, — сказал учитель.

Эва бросилась было выполнять приказание, но тут в разговор вмешался Вилем.

— Что это у вас готовится? — спросил он, глядя на сумки.

— У нее будет свадьба, — выпалил мальчишка, который вертелся возле них.

Альбин задохнулся.

— Эва, — прохрипел он. — Эва!

Она была его ученицей, ходила в шестой класс и этой весной должна была окончить школу.

Эва оцепенела. Сумки в ее руках вдруг отяжелели.

— Подойди ко мне! Я не дам тебе свидетельства, — сказал учитель строго, — если…

— Но мы… мы записываться еще не пойдем, — вырвалось у Эвы; она слегка заикалась.

Потом повернулась и, скользнув, как ласка, скрылась за домами.

— Эва!

Она исчезла.

— Это правда? — спросил учитель проболтавшегося мальчишку.

— Не знаю, — угрюмо ответил тот.

— Ты тоже ничего не знаешь? — спросил Альбин у другого мальчишки, который подошел к ним вместе со своими приятелями. Они не знали, о чем идет речь. Тот, к кому обратился учитель, заметил, что в сумках, которые несла Эва, что-то шевелилось; ему даже показалось, что он видел куриный клюв, и, так как он не знал, где Эва раздобыла содержимое своих сумок, на всякий случай он решил молчать.

— Ну, так что, Штепан? — снова спросил учитель.

Штепан не отвечал. Он был застигнут врасплох — словно у доски. В горле у него застрял комок. Он рассудил, что самое лучшее сейчас сделать вид, что ничего не знаешь, и стоял с растерянно-глуповатым видом, будто потерял дар речи. Если бы Альбин не знал Штепана и не слышал, как тот вопит на переменах, если он случайно появлялся в школе, то мог подумать, что Штепан нем как рыба.

— Правда, что Эва выходит замуж? — спросил учитель.

Вопрос удивил Штепана. И сразу избавил его от всех страхов и опасений. Он с облегчением вздохнул и даже улыбнулся.

— Она уже месяц живет у Червеняков, — сказал он. — Она уже живет там… у них. — Он не понимал, почему учитель спрашивает об этом.

Альбин обратился к Вилему:

— Ты слышишь?

— Да… Стоит войти сюда, как сразу же на что-нибудь наткнешься, — заметил Вилем.

— Я не дам ей свидетельства, — сказал Альбин.

Вилем небрежно махнул рукой, намекая на бессмысленность подобных действий.

— Хотел бы я знать, как ты хочешь воспрепятствовать им, если они не собираются расписываться. Ведь не будет же Густа караулить ее. Тут они рано начинают беситься.