Ян Козак - Святой Михал

— У тебя опять был этот кобель? — спросил Войта. — Этот надушенный кобель? — Смолак всегда носил белые, хорошо отутюженные рубашки, и поэтому Войта в последнее время — вообще-то чистоплотный и аккуратный — злился, когда Аничка давала ему свежевыстиранную рубашку. Ему хотелось теперь ходить грязным и оборванным. — Хватит с меня! — закричал он. — Или ты прекратишь свои шашни, или я тебя выгоню. Но запомни, развод будет по твоей вине!

Аничка на момент застыла, удивленно глядя на него. Потом провела кончиком языка по пересохшим вдруг губам и тихо ответила.

— Как хочешь… — Она вздохнула, словно с сожалением. — Но дети и полдома мои.

Ошеломленный таким ответом, Войта впился в нее взглядом.

— Что?! — крикнул он в бешенстве. Он-то ожидал, что она испугается угрозы. Лицо его побагровело.

— Как хочешь, — решительнее повторила Аничка, испытующе глядя ему в глаза.

— Ну хорошо! — еще громче крикнул Войта. — Хорошо же! — почти взвизгнул он.

Повернулся и выскочил в прихожую, хлопнув дверью.

На минуту он в растерянности остановился, как бы ослепнув от ярости. Потом поднял голову, и на глаза ему попалось охотничье ружье, висевшее на стене. Он постоял, поочередно глядя то на ружье, то на дверь кухни. Нащупал на полке шкафа патрон и сорвал ружье с гвоздя. Зарядил его. Еще раз взглянул на дверь и снова задумался: палец на спусковом крючке дрожал.

Раздался выстрел. Грохот его, усиленный тем, что все двери в прихожей были закрыты, обрушился на Войту и оглушил его. Он упал на холодный пол. Лежал и ждал, когда к нему прибежит Аничка.

Ему почудилось, что в кухне началось какое-то беспорядочное движение, слышались быстрые, торопливые шаги. Но вскоре он понял, что там ничего не происходит — просто в висках у него стучит кровь. Дверь в кухню оставалась по-прежнему закрытой.

Еще с минуту он лежал без движения, осыпанный штукатуркой, отлетевшей с потолка.

Ждал.

Нет. Никаких шагов, никто не спешил к нему. В возбуждении он даже, казалось, слышал, как падают в кастрюлю горошины.

Войта поднялся, полный отчаяния, и, распахнув дверь, ворвался в кухню.

Аничка по-прежнему сидела, положив руки на стол и закусив губы.

— Шлюха ты, поганая шлюха! — голос его срывался на визг. Он был вне себя от ярости.

— Ну, чего тебе от меня надо? — спросила она со вздохом.

— Чего?! Эх, ты. Подлая ты баба! — снова завизжал он. — Если б я застрелился, тебе было бы все равно.

Войта угрожающе наклонился к ней; он стоял так близко, что она чувствовала на своем лице его дыхание.

— Ты — да чтоб застрелился?! — сказала она пренебрежительно.

Взгляд ее широко раскрытых глаз обжег Войту. В них было столько презрения, что он даже вздрогнул. Хотел ударить ее, но этот взгляд будто парализовал Войту. Он трясся как в лихорадке.

— Дрянь! — просипел он. — Ну и дрянь же ты!

Он вырвал у нее кастрюлю и швырнул ее на пол. Горох рассыпался по кухне. Аничка поднялась со стула.

— Войта, — вдруг тихо проговорила она. — Войта, ступай и убери ружье, пока сюда никто не пришел.

Как побитая собака, униженный, оскорбленный, Войта, пошатываясь, вышел во двор. Сел на чурбан и закурил, жадно затягиваясь. Долго тупо смотрел перед собой. Потом поднялся. Побрел в прихожую, достал веник и подмел штукатурку, выщербленную дробью. Повесил ружье на стену и хлопнул входной дверью.

Он опять отправился в «Венок».

С приходом весны работы у Михала стало невпроворот. Едва кончилось прореживание и обрезка виноградных лоз, как настало время сеять яровые и готовить землю для посадки овощей. В парниках буйно росла рассада. Михал постоянно был в движении — все хозяйство он держал под своим контролем. Никто не знал, где и когда он появится. Создавалось впечатление, что председатель вездесущ. Каждому казалось, что Михал стоит у него за спиной. Но как раз тогда, когда всюду кипела работа, Михалу пришлось уехать на три дня.

Он получил телеграмму с завода, который по заказу кооператива уже давно должен был изготовить для них дождевальную установку. Телеграмма извещала, что работа над нею началась, но в чертежах — их Михал послал еще год назад — что-то неясно. Завод был около Брно, Михалу предстояли две пересадки, и на дорогу в один конец нужен был почти целый день. Но он обязательно должен был съездить, чтобы не пропали плоды их труда за целый год: уже первые засушливые дни в мае могли затормозить рост рассады, а то и погубить ее. Он знал: чтобы экспедиция его была успешной и на заводе поторопились с выполнением заказа, нужно прихватить с собой две бутылки водки и срочно выехать.