Игорь Шестков - Покажи мне дорогу в ад

Рядом с входом, за столом, сидела продавщица входных билетов. Как и все другие женщины в этом странном мире — чувственная кукла. Воплощение мужского представления о фемине. Ее белое атласное платье не скрывало высокую шею, роскошные плечи и грудь.

В левой части сцены стоял человеческий скелет, поддерживаемый двумя железными крюками, крепящимися к стене. Высокий, зловещий. Видимо, он должен был сразу же, еще до входа в музей, обуздывать гордыню посетителя. Помни о смерти!

В середине сцены стояли два человека — потерянный голый мальчик лет шестнадцати и женщина в длинном темном платье, которую один из джентльменов назвал его матерью. Эта мать запрокинула в экстазе голову, ее шея и грудь были обнажены.

Возможно она не была матерью мальчика, а только символизировала чувственную радость, а мальчик — искал, как и все мы ищем — свое место, между Танатосом и Эросом.

Поделился такой интерпретацией с Ипполитом. Тот только рукой махнул и закашлялся.

Из тела мальчика внезапно донеслось: «Мне страшно! Я заперт! Спасите!»

А экстатическая дама, произнесла утробным голосом, так и не открывая глаз: «Бегите, бегите, тут вас ждет смерть, смерть…»

Скелет угрожающе заклацал зубами, попытался броситься на нас, но его удержали стальные крюки.

Продавщица входных билетов медленно и со скрипом повернула к нам голову и прошипела: «Покупайте входные билеты, господа… два франка… для школьников и студентов один франк. Для магистров бесплатно».

Мы вошли в музей. Человек без кожи растопырил свои страшные окровавленные руки, попытался нас остановить, но храбрый Ипполит ткнул ладонью ему в ребра, и тот задергался, затрясся и отступил.

Это был отвратительный музей.

Перед нами лежала женщина в белом платье. Лицо ее не было искажено гримасой боли, оно было только удивленным. В ее животе зияла дыра размером с супницу. Там копошились два не родившихся ребенка. Женщина проговорила ужасным голосом: «Бегите, он идет! Он уже близко! Он разрежет вам брюхо и выпустит кишки!»

Рядом с ней сидела красотка с отсутствующей нижней челюстью. Она тоже пыталась что-то сказать, но из ее бронхов вырывался только свист.

Третья женщина была вспорота от горла до половых органов и вывернута наизнанку. Ее тело корежилась и извивалась. А голова хихикала.

Чуть дальше стоял и внимательно смотрел на нас симпатичный мальчик с одним туловищем, но с двумя грудными клетками и двумя головами. Обе его головы повторяли тупо: «Ты голова, и я голова! Ты голова, и я голова!»

За ним находились стеллажи с стеклянными банками с формалином, в которых хранились всяческие уроды. Все они гадко кривлялись… пытались танцевать.

Чуть дальше — внутренние органы с генетическими дефектами, опухолями. Они подрагивали и пускали пузыри.

Сотни деформированных скелетов, грозя рассыпаться, дрыгали своими костлявыми ногами и протягивали в нашу сторону длинные руки.

Отдельный зал был посвящен жертвам серийных убийц и маньяков. Несчастные рыдали и просили их пощадить. Но маньяки их не щадили. То и дело поворачивали свои головы к нам и гнусно ощеривались.

Еще один — орудиям пыток, казням и палачам. Многие казнимые молились, другие проклинали палачей, подвергнутые пыткам — умоляли о пощаде, клялись в том, что они не виновны, что их оговорили злые люди. Палачи выполняли свои обязанности безукоризненно. Наверное ожидали от начальства медали и почетные грамоты.

В зале с фиолетовыми стенами были показаны на примерах различные виды сексуального садизма, фантастического и реального. Маркиз де Сад соседствовал тут с русской боярыней Дарьей Салтыковой. Маркиз де Сад делал нам непонятные знаки, кажется, приглашал присоединиться к кровавой оргии, а Салтыкова — плевалась и норовила ущипнуть или ударить.

В красном зале я обнаружил целую галерею оторванных голов…

Головы эти моргали глазами, открывали мертвые рты и мерзко агукали.

Описывать остальные залы музея я не буду. Слишком жутко.

Музей, по которому мы бродили, не был музеем анатомических уродств, это был музей зла.

Его создатели пытались внушить посетителю, что демиурги ошиблись. Ушли от ответственности, оставили человечество на произвол судьбы. И люди начали уничтожать самих себя и природу. А природа — мстить им за это.

Сказал Ипполиту: «Пойдем отсюда, я не могу больше на все это смотреть».

И неожиданно обнаружил, что моего кузена нет рядом со мной.

Обошел еще раз все залы, то и дело закрывая глаза и затыкая уши, — Ипполит исчез.