Леонид Юзефович - Филэллин [litres]

Я слышал, капитаны и матросы приходящих в Петербург греческих судов усиленно интересуются здоровьем государя. Этим якобы доказывается любовь к нему греков. Как бы не так! Его здоровье интересует их в том смысле, что они желают ему смерти. Надежды на перемену нашей политики в греческом вопросе они возлагают на Константина Павловича и с нетерпением ждут, когда он сменит на троне старшего брата. Им известно, что он владеет их языком, но они даже вообразить не могут, насколько безразличны ему их страдания.

Сожги все мои письма к тебе, если не сделал этого раньше. Мне диктовал их помраченный рассудок. Узнав, к примеру, что константинопольский патриарх Григорий был повешен на Пасху 1821 года, и тогда же на Святой Елене скончался корсиканец, я, сопоставив одно с другим, без всяких на то оснований вообразила, будто по смерти Бонапарта темный ангел покинул его тело, перенесся в Стамбул и вселился в султана Махмуда. В Ибрагим-паше я усмотрела провозвещенного пророком Исайей дракона – и подобным вздором досаждала не только тебе, но и государю. Недавно написала ему, умоляя забыть это как дурной сон. От долгих молитв у меня мозоли на верхней части голеней, такие же, как у него. Этот телесный залог нашего с ним родства в духе дает мне надежду, что он простит больной женщине ее глупости.

Я призывала его к войне с султаном, не вникая в препятствующие этому обстоятельства. Ни расстроенные финансы, ни происки англичан, ни положение государя как основателя Священного Союза не брались мною в расчет, я видела только страдания греков и поругание креста от полумесяца. Одно может меня извинить: в то время я неделями ни с кем не разговаривала, сутками не покидала мою комнату с занавешенными окнами, питалась сухими хлебцами, а по пятницам не брала в рот ничего, кроме воды, наконец, отлучила от себя любящую дочь, – и всё для того, чтобы в молитве духа открыть способ спасти Грецию. Я воображала себя Кассандрой и желала быть советчицей государя, когда персты безумия уже касались моей души.

Мне грозила смерть от истощения, лишь самоотверженность моей Софи вернула меня к жизни. Дочь ходила за мной как за ребенком, которого у нее нет, а затем уговорила поехать в Крым с князем и княгиней Голицыными. После того, как их любимое детище, Библейское общество, попало в немилость к государю, они решили основать в Крыму евангелическую колонию из немцев и швейцарцев. Мы с Софи и ее мужем, бароном Беркхаймом, а также с его сестрой, присоединились к ним.

В Кореизе у Голицыных имение, там и поселились. Чистый воздух, фрукты, морские купания должны поправить мое телесное здоровье, а духовное я обретаю в проповеди Евангелия здешним татарам. Князь занят хозяйственными делами будущей колонии, но Софи и княгиню я вовлекла в свое безнадежное, как считает мой зять и другие колонисты, предприятие. Они согласились со мной, что если нам будет сопутствовать успех, а война с Портой все-таки начнется, люди более энергичные и владеющие восточными языками под защитой русского оружия смогут применить наш опыт в Османской империи.

Я не столь наивна, чтобы рассчитывать на безраздельное обращение татар ко Христу; для начала они должны принять новое, не порывая со старым. Сумел же когда-то еврей Саббатай Цви соединить магометанство с иудейской верой! Его последователи поныне живут в Салониках, турки презрительно именуют их донмэ , то есть “отступники”, но тут сказывается общее, без различия наций и религий, свойство низких душ – принимать двоеверие за вероотступничество. Я довольно от этого настрадалась.

По моему мнению, сильному религиозному чувству крымских татар тесно в узких рамках исламского вероучения. Я убедила княгиню, что коли ты хотел дать коми-зырянам Евангелие на их родном языке, надо дать его и татарам. Их язык проще, чем коми-зырянский, зато отвлеченные понятия в нем развиты лучше, они всё же не язычники. Я собираюсь открыть им Евангелие, а не отнять у них Коран, и тогда, имея возможность сравнивать, когда-нибудь они сделают верный выбор. Разумеется, для этого понадобятся годы, а то и десятилетия, но и босняки, и албанцы, и сами турки, если удастся повторить на них опробованный нами метод, не смогут не измениться в душе, пусть даже внешне и останутся магометанами. Зароненные семена дадут всходы, милосердие проникнет в их сердца, и в руке, сжимающей ятаган, мы увидим ветвь оливы. В итоге греческий вопрос разрешится сам собой.