Леонид Юзефович - Филэллин [litres]

Я тогда поняла, что это вы о себе и обо мне.

Пишете, во сне видели меня с грудями как яблоки, но это с мужского голоду вам помстилось. Еще полгода в тюрьме посидите, станут как арбузы. Они у меня были большие, пока Феденьку носила и кормила, теперь уж не то. Вот если от вас дитя зачну, будут как тогда.

Увидел у государя рукопись с заголовком на верхнем листе: “Заметки по истории Александрии Египетской”. Я подумал, что его интерес вызван письмом баронессы Криднер о Мехмеде-Али и его сыне, и не ошибся.

“Взял у Костандиса, – сказал он, поймав мой взгляд. – Расспрашивал его об Ибрагим-паше, об Александрии, и он сказал, что у него есть заметки отца об этом городе. Его отец оттуда родом. Почитай, потом выскажешь свое мнение”.

Когда он предлагает мне что-то с ним разделить, будь то красота пейзажа или чашка собранной им самим земляники, я испытываю волнение, которое даже нельзя назвать радостным. Просто вдруг становится трудно дышать.

Рукопись оказалась небольшой, я прочел ее за вечер.

“Процветание Александрии, – писал Костандис-старший, – связывают с ее выгодным положением на пересечении торговых путей и постоянным притоком эмигрантов, но древние авторы считали, что исток всего – дерзость хитроумного, как Одиссей, родоначальника династии, Птолемея Лага. Он настаивал на своем близком и, разумеется, кровном родстве с Александром Великим, хотя на самом деле оно было того разбора, который в России называют седьмой водой на киселе. В те времена только наличие общих предков гарантировало общность идеалов, а Птолемеи выставляли себя единственными законными преемниками Александра, продолжателями его дела. Их претензии покоились еще и на том, что именно Александрия стала последним приютом ее основателя, давшего ей свое имя.

Александр умер от малярии в Вавилоне, летом 323 года до Р.Х. Соратники немедленно занялись дележом наследства, и в течение тридцати дней, пока они ругались между собой, тело царя оставалось непогребенным. Покойный лежал в непроветриваемом душном помещении, однако на нем не появилось никаких признаков разложения. Это доказывало божественную сущность сына Зевса-Аммона.

В желании преподать современникам нравственный урок, древние авторы не обошлись без преувеличений. Мораль сама собой вытекала из контраста между спокойствием мертвеца и суетливостью живых, между претворившейся в дух плотью Александра и погрязшим в нуждах плоти духом его наследников. В действительности едва ли на июльской жаре они не озаботились уберечь тело от распада. Греки умели замедлять тление, погружая труп в жидкий мед; вероятно, сохраненный по этому рецепту труп и лежал где-нибудь в ожидании похорон. Забыть о нем диадохи не могли, они просто не знали, что с ним делать. Вопрос о месте его погребения был неотделим от вопроса о судьбе созданной его гением империи.

После долгих дебатов сошлись на том, что верховная власть будет вручена царской семье, Пердикка станет ее опекуном, прочие высшие командиры получат в управление отдельные области. Посмертным пристанищем царя назначили его родную Пеллу, но, едва согласие было достигнуто, прорицатель Аристандр из Тельмеса подкинул македонским генералам новое яблоко раздора. Якобы Зевс-Аммон открыл ему великую тайну: поскольку Александр был счастливейшим из земных владык, то земле, которая примет его прах, суждено счастье и вечное процветание.

Хрупкая договоренность рухнула, опять начались ссоры. До останков царя никому раньше не было дела, зато сейчас они понадобились всем. Уступать никто не хотел; наконец Птолемей Лаг ночью выкрал тело Александра и поспешил с ним в доставшийся ему при разделе империи Египет.

Пропажу обнаружили скорее, чем он ожидал; Пердикка с большим отрядом кавалерии пустился в погоню. Узнав об этом, Птолемей, не имевший достаточно сил, чтобы отстоять добычу в бою, распорядился изготовить из глины куклу в рост человека, нарядить ее в царские одежды и положить на погребальные носилки из золота и слоновой кости, которые водрузили на столь же роскошную колесницу. Процессия с глиняным царем продолжала двигаться столбовой дорогой, а труп на телеге повезли глухими окольными тропами. Пердикка настиг мнимый траурный поезд и возвратил его в Вавилон, но подлог раскрылся не сразу. Время было упущено, бесценным фетишем завладел Птолемей.