Алла Хемлин - Интересная Фаина

Фаина начала думать, почему женщины дрожат за мужчинами.

Фаина завспоминала, как ей дрожалось за деревянным мужчиной Корилопсисом. Фаина повспоминала один раз, потом другой.

На третий раз Фаина взяла и отрезала мужчину от Корилопсиса, хоть деревянное и оставила.

Потом Фаина опять завспоминала, но уже отрезанные половинки поврозь.

И получилось, что у Фаины за мужчиной ничего не дрожит, а за Корилопсисом то самое ничего дрожит до самого неба.

Тогда Фаина завспоминала, как ей дрожалось за женщиной Елизаветой.

Фаина повспоминала один раз, потом другой.

На третий раз Фаина взяла и отрезала женщину от Елизаветы.

И получилось у Фаины от Елизаветы-половинки тоже до неба.

Фаина была приучена к наукам и решила много думать про это.

В книжках прыгали не только женщины и мужчины. Там описывалась погода почти что на всем свете, где наступала или зима, или весна, или лето, или осень.

Описывалось почти что все, что было или на людях, или в домах, или на улицах. Описывались поля, леса с горами и речки с морями. Фаина не хотела больше никогда знать про текучую воду, потому выливала из книжки всю воду и читала только сухое. Еще Фаина читала про комаров с мошками и даже про паровоз.

Про мух Фаине в книжках не попадалось, а попадалось только мушиное говно. Фаина решила, что мухи так делают назло, потому что буквочкам мухи не нужны. Получается, буквочки не умирают. А кто не умирает, того не надо поднимать из гроба.

Фаина решила подумать про это тоже.

А пока что Фаина перестала читать книжки и начала читать из своей головы. Буквочки же в голове не умирают, а садятся по уголочкам — ручки на коленки. Посидят-посидят и давай бегать туда-сюда в гости или зачем-то еще.

Фаина уже давно умела говорить «Оп!», и потому сказала «Оп!» буквочкам. Фаина óпает, когда захочет, буквочки останавливаются где попало. Фаина берет свою голову и читает, как получилось.

Никакого рояля у Пилипейки в доме не стояло. Потому Фаина слушала, как поет попугайчик с зайчиком, и подстукивала им обо и м по столу одной рукой.

Музыка у фаинской руки получалась не сильно хорошая, но не хуже, чем музыка, какую играл на гармошке однорукий человек Семен.

Семен ходил по домам людей и просил за свою музыку еду.

Семен ходил туда-сюда по одной пилипейской улице, и Пилипейка мужчину всегда пускала и сильно кормила.

Семен наедался, закусывал горчицей и играл, что Пилипейка просила.

Кухарка Одарка звала Фаину послушать.

Фаина слушала и смотрела на руку Семена, как она жмет на пимпочки, как из пимпочки выпрыгивает музыка, и как сразу запрыгивает в черный твердый мешочек в сборку, и как из мешочка вытягивается по одной ниточке, и как сматывается и разматывается, и как тихонечко прячется в семенский рукав.

Сначала Фаина подумала, что Семен делает с музыкой фокус из цирка. А потом решила, что это не цирк, что музыка тоже однорукая, потому куда ж ей уходить.

Интересно, что и Герасимук никуда не уходил с пилипейской веревочки, даже когда играл Семен. Хоть Герасимуку для здоровья было б хорошо уйти на часик продышать себе уши и язык.

Фаина из книжек узнала уже почти что все про мужчину с женщиной. В голове у Фаины буквочки про это слепливались и так, и так. Когда буквочки слепливались сильно красиво, у Фаины наставало дрожание и без Корилопсиса с Елизаветой. Фаина слепливала буквочки и про Пилипейку с Герасимуком — как они двое дрожат на одной веревочке.

В книжках не рассказывалось, что получается у мужчины с женщиной после дрожания и зачем они еще раньше выпивают лимонад с шампанским.

Всю воду Фаина из книжек выливала, а другое жидкое — лимонад с шампанским — заодно не выливалось. Фаина придумала, почему. Потому что люди за такое всегда держатся всеми на свете зубами. Когда Фаина не знала ответ на одно «зачем», она придумывала ответ на совсем другое.

Про саму себя Фаина спрашивала у самой себя шесть раз:

— Зачем?

Каждый раз у Фаины ответ получался про другое.

На седьмой раз Фаина придумала ответ на то, про что спрашивала.

У Фаины получилось:

— Низачем.

Фаина захотела ответить наоборот, но буквочки налипали на веревочку Пилипейки с Герасимуком, на веревочку с халата Елизаветы, на веревочку с халата Серковского, на веревочку Леотара-второго, и получался уже не клубок с одной ниточкой на выходе, а собачий колтун, как у Герасимука на голове, когда Пилипейка выпускает Герасимука утром из пилипейской спальни. А из науки уже давно известно, что собакам не дано говорить буквочками.