Брет Эллис - Ниже нуля

– Завтракал с отцом.

– Должно быть, мило. Интересно, она язвит?

– Да, – неуверенно говорю я. Закуриваю.

– Чем ты еще занимался?

– А тебе зачем?

– Ну ладно, не заводись. Я просто хочу поговорить.

– Ну говори. – Жмурюсь от табачного дыма, попавшего в глаза.

– Слушай. – Она потягивает вино. – Расскажи, как прошел уик-энд.

Я вздыхаю, на самом деле пораженный тем, что могу вспомнить немного.

– Я не помню. Ничего.

– А-а.

Я беру меню, снова откладываю, не открывая.

– Итак, ты на самом деле возвращаешься в колледж, – говорит она.

– Похоже на то. Здесь ничего нет.

– Не знаю. Я долго здесь прожила. «Похоже, что я был здесь вечно».

Я тихо стучу ногой по перилам террасы, не обращая на нее внимания. Это ошибка. Неожиданно, глядя на меня, она снимает «Уэйфэреры».

– Клей, ты когда-нибудь меня любил?

Я изучаю афишу, говорю, мол, не расслышал, что она сказала.

– Я спросила, ты когда-нибудь любил меня? На террасе солнце бьет мне в глаза; ослепший на мгновение, я вижу себя очень ясно. Я вспоминаю первый раз, когда мы занимались любовью в доме в Палм-Спрингс, ее загорелое, мокрое тело на прохладной белой простыне.

– Не делай этого, Блер, – говорю я.

– Скажи мне. Я молчу.

– Слишком сложный вопрос? Я смотрю на нее в упор.

– Да или нет?

– Зачем?

– Черт возьми, Клей, – вздыхает она.

– Да, пожалуй, наверно.

– Не лги мне.

– Да что ты, блин, хочешь услышать?!

– Просто ответь мне, – говорит она, уже громче.

– Нет. – Я почти ору. – Никогда. – Едва не начинаю смеяться.

Она, задерживая дыхание, цедит:

– Спасибо. Вот все, что я хотела знать. – Потягивает вино.

– А ты когда-нибудь меня любила? – спрашиваю я в ответ, хотя сейчас мне все равно.

Она медлит.

– Я думала об этом. Да, любила. То есть на самом деле любила. Какое-то время все было очень хорошо. Ты был добрым. – Она смотрит в пол, продолжает: – Но… тебя словно не было. Черт, да что за бессмыслица. – Она замолкает.

Я смотрю на нее, жду продолжения, смотрю на афишу. «Исчезни здесь».

– Не знаю, как другие, с которыми я была, может, их тоже… но, по крайней мере, они пытались.

Я перебираю меню, откладываю сигарету.

– Ты даже не пытался. Другие хоть делали попытки, а ты… для тебя это было как китайская грамота. – Снова прикладывается к вину. – Тебя словно не было. Иногда мне было тебя жалко, но потом мне стало трудно тебя жалеть. Ты очень хороший мальчик, Клей, но это так.

Я смотрю, как машины проезжают по Сансету.

– Трудно жалеть того, кому вес равно.

– Да? – спрашиваю я.

– Ну что тебе не все равно? Что тебе нравится?

– Ничего. Мне ничего не нравится, – говорю я.

– Я когда-нибудь что-нибудь для тебя значила, Клей?

Я молчу, опять смотрю на меню.

– Я когда-нибудь что-нибудь для тебя значила? – снова спрашивает она.

– Я не хочу, чтобы кто-то для меня что-то значил. Так только хуже, одно лишнее беспокойство. Когда ничего не волнует, не так больно.

– А ты для меня кое-что значил.

Я молчу.

Она снимает темные очки, потом произносит:

– Увидимся, Клей. Поднимается.

– Куда ты? – Внезапно мне не хочется оставлять Блер здесь. Мне почти хочется взять ее с собой.

– Я должна кое с кем встретиться. ~– А как же мы?

– Как же мы?

Она стоит секунду в ожидании. Я продолжаю смотреть на афишу, пока та не начинает расплываться, а когда восстанавливается четкость, вижу, как машина Блер выскальзывает с парковки, теряясь в суете движения на Сансете. Подходит официант, спрашивает:

– Все в порядке, сэр?

Я поднимаю глаза, надеваю темные очки и пытаюсь улыбнуться:

– Да.

Блер звонит мне в ночь перед отъездом.

– Не уезжай, – говорит она.

– Это всего лишь на пару месяцев.

– Это долго.

– Всегда будет лето.

– Это долго.

– Я вернусь. Это не так уж долго.

– К черту, Клей.

– Ты должна мне поверить.

– Я не верю.

– Ты должна.

– Ты врешь.

– Нет, не вру.

До отъезда я читаю статью в «Эл-эй мэгэзин» об улице под названием Сьерра-Бонита в Голливуде. Улица, по которой я ездил много раз. Статья рассказывает, что люди, ездившие по улице, видели привидения – призраки Дикого Запада. Я читаю о призраках индейцев, одетых лишь в набедренные повязки, скачущих на лошадях, о том, как человеку в открытое окно бросили томагавк, исчезнувший через секунду. Пожилая чета рассказала, что индеец появился у них в гостиной на Сьерра-Бонита, бормоча заклинания. Человек врезался в пальму, увидев перед собой крытый фургон, заставивший его свернуть.