Юрий Асланьян - Последний побег

Бутылка летела в синем весеннем небе, медленно переворачиваясь и радуя взгляд Гараева, который остановился около сруба и смотрел, как она быстро падает в апрельский снег.

— Ты думаешь, это тебя спасет? — спросил прапорщик, сплевывая под ноги. — Тебя уже ничего не спасет…

Гараев стоял, опустив руки по швам, в пилоточке, надвинутой на самые брови. У него не было другого выхода.

— Иди за бутылкой, — кивнул в сторону почти истаявшего сугроба старший лейтенант.

Лицо офицера ничего не выражало, кроме будущего. А будущее это имело бледный вид и сжатые губы палача.

Григорий пошел — на ходу расстегнул пряжку ремня, хо — рошо запахнул бушлат и по новой стянул его ремнем.

— Бутылку поднимай на наших глазах — горлышком вверх! — приказал прапорщик Цыпочкин.

Гараев залез в снег настолько, что чуть не набрал в сапоги, достал бутылку и с радостью увидел, что расчет его полностью оправдался — она была совершенно пустой… Сто граммов водки вылились, когда посуда медленно переворачивалась в синем небе Сибири.

Он вернулся к срубу, держа бутылку за горлышко, стараясь держать лицо в страхе, растерянности и невероятной покорности.

— Ты надеялся, что водка выльется — и тебе ничего не будет? — сухо улыбнулся командир роты. — А ну подойди ко мне…

Григорий сделал три шага — оказался лицом к лицу со своим противником.

— Дыхни, — коротко приказал командир роты.

Григорий дыхнул, не спуская с офицера внимательных глаз.

— Не пахнет, — удивился старший лейтенант, — не пил… Странно. А, понятно… Ты хотел сделать это в каптерке, а потом лечь спать — правильно?

— Никак нет, товарищ старший лейтенант. Я хотел спрятать бутылку в каптерке, а вечером, когда стемнеет, выбросить ее за забор.

— Выбросить — с водкой? — будто бы удивился прапорщик.

— Она была пустая.

— Кому ты байки травишь, солдат? — ощерился командир. — Думаешь, не пойман — не вор?

И вдруг Каменев сделал короткое движение, похожее на экспрессивный жест. Гараев почувствовал удар в скулу, силу которого осознал, ударившись головой о сруб. Две-три секунды он отсутствовал, а потом вернулся в мир — с правой рукой на затылке. Потому что там начиналась боль.

Он оперся левым локтем о жесткий весенний снег, слегка провалился в потемневший сугроб, перевалился через левое плечо, встал на карачки, загреб ладонью холодную зернь, приложил ее к затылку и замер.

— Вставай, Гараев, будем продолжать беседу, — предупредил его командир роты.

Григорий поднялся, не глядя офицерам в глаза. Уже никто не скрывал, не делал вида, будто впервые слышат о том, что советские офицеры — бандиты. Речь шла о выживании.

Солдат был выше офицеров, он смотрел поверх голов и видел небо, похожее на этот весенний снег, как отражение, но не один к одному, а с голубыми промоинами космоса. Он опустил правую руку и вдохнул побольше теплого воздуха. «Выживу, — с улыбкой подумал он, — гадом буду, выживу. Я уже этим летом увижу маму, папу, сестренку, друзей, родину… Со всей страны насобирали подонков».

Старший лейтенант Каменев, похоже, заметил на лице солдата выражение отсутствия. Понятно, ему это не понравилось. Ребята рассказывали, он одного воина из первого взвода избил за казармой так, что того пришлось нести на руках. Офицер был из когорты садистов, взращенных в закрытых военных училищах советской властью, как янычар, вырезавший семьи православных, из которых сам он являлся родом.

— Зайди в сруб! — приказал командир роты. — Жди там.

Гараев зашел. Над головой поднимались стропила недостроенного склада и виднелся край одной из самых больших промоин космоса. Каменев что-то сказал, послышались удаляющиеся шаги — наверное, прапорщика. Минуты через три шаги послышались снова.

Офицеры зашли в сарай, заполненный снегом еще более, чем хоздвор. Гараев, стоящий в центре срубленного пространства, остановил взгляд на правой руке старшего лейтенанта. Прапорщик Цыпочкин, ждавший этого взгляда, осветился подлой улыбкой каптерщика. Каменное лицо Каменева торжествовало неподвижностью жреца и жестокостью малоразвитого подростка.

— Встань спиной к стенке, — приказал командир, коротко кивнув на противоположную сторону.

Гараев медленно развернулся и пошел к холодным бревнам соснового сруба, проваливаясь в снег и набирая его за голенища. Развернулся к офицерам, заложил руки за спину и расставил ноги. Эти советские офицеры были его первыми врагами в мире. Командир двенадцатой роты третьего батальона военной части 6604 Красноярской дивизии внутренних войск МВД СССР старший лейтенант Каменев держал в правой руке топор.