Юрий Асланьян - Последний побег

— Да не секрет, — ответил тот, глядя перед собой, — от-секретничал я свое… Жену убил.

Борис отрешенно смотрел перед собой — так, как будто каждый день отвечал на этот вопрос, каждый день произносил ответ, и ничего не мог добавить к нему, хотя хотелось — как и сегодня.

— Не могу переносить пьющих женщин, — попытался он объяснить что-то молодому солдату, — сильно пьющих…

— Понятно, — кивнул головой Гараев, делая взрослый вид, что понял.

Борис покачал головой — что может понять этот молоденький солдат? Зэк не стал развивать свою мысль.

Вокруг стояла такая весна, что было невозможно углубиться в чью-либо печаль или заботу, хотя, конечно, жалко этого молчаливого дядьку, отбывающего срок за убийство жены, которая стала ему ненавистна.

У ворот роты Григорий встретил ефрейтора Нифонтова, выходившего с территории городка.

— Был у тебя на кухне, — приветствовал санинструктор повара, — все проверил — полный порядок, чистота…

— Ты кстати, — ответил Григорий, — я сейчас кусок мяса перебрасывал на телегу — костью зацепил, вот — ладонь распорол…

— Покажи, — притянул к себе его руку Сашка, — фигня, залежи ранку языком, а потом пойдем ко мне, в штаб батальона — я ее обработаю и перевяжу.

Гараев быстро разгрузил телегу, и они поехали в штаб батальона. В медпункте, где ефрейтор был главным и единственным, он быстро промыл ранку марганцовкой, прижег йодом и наложил с пластырем какую-то мазь.

— Больно? — спросил он весело.

— Немного, — кивнул Гараев.

— Хочешь таблеточку от боли? — подмигнул ефрейтор.

— Ну, давай одну, — тут же согласился повар.

Сашка подошел к сейфу, вставил ключ, открыл металлическую дверь, выщелкнул таблетку из какой-то упаковки. Григорий запил ее водой, откинулся на табуретке к стене, посидел с минуту.

— Не действует, — констатировал он.

Фельдшер рассмеялся и дал еще одну — Григорий выпил.

— Смотри, осторожней, — с улыбкой предупредил его Сашка, таблеточки с кодеинчиком, легким наркотиком, забалдеешь…

— Ты что, серьезно?

— Конечно, — опять улыбнулся ефрейтор.

— Тогда дай еще одну, а то боль нестерпимая! Я уже ничего не боюсь…

— Не ври, — засмеялся Сашка, но третью таблетку дал.

— Боль прошла, — снова констатировал Григорий, — но кайф еще не наступил… Может быть, они дефектные какие-нибудь. Дай еще одну — и я поеду на конюшню.

Сашка покачал головой и дал еще одну таблетку. Григо-рий смотрел на него и думал, как этот парнишка в пятнадцать лет решился пойти учиться на фельдшера-акушера. Думал и чувствовал, что ответ находится за пределами его разума.

Он поблагодарил санинструктора за содействие, отдельно — за сочувствие, и поехал на конюшню. Дмитриченко не было — он, видимо, развозил в своей цистерне на телеге воду для белых офицерских бань и кухонь, где жарилось оленье мясо.

Григорий шел в роту — с расстегнутым крючком формы, с двумя верхними пуговицами бушлата, расстегнутыми тоже. Он шел, кажется, начиная ощущать, что таблетки были не дефектными.

Светило яркое апрельское солнце, он скользил сапогами по немыслимой грязи, и самого его все более и более развозило. За какие-то пять минут он понял, что опасно пьян. Но еще было весело — может быть, не от кодеинчика, а от предчувствия свободы, ее весеннего воздуха? Так подумал Гараев. И вдруг увидел, что навстречу уверенной походкой советского воина-победителя по высокому дощатому тротуару, который здесь называют «трапом», идет старшина Цыпочкин. А он так не подумает! Он подумает правильно… Ага, тротуар неожиданно кончился… Цыпоч-кин — резидент мирового империализма в Краслаге, выпускник школы прапорщиков, козел в начищенных яловых сапогах, осторожно ступающий по краю поселковой улицы. Видно было, что Цыпочкин заметил Гараева и остановился, пристально вглядываясь в своего подчиненного. И действительно — было во что вглядываться, было…

— А ну иди сюда! — крикнул ему прапорщик голосом, который много чего обещал, только не дембель.

Гараев подходил, стараясь делать это если не строевым шагом, то хотя бы приличным, твердым, солидным — «дедушка» ведь уже.

— Куда идешь, Гараев? — спросил Цыпочкин, заглядывая в глаза солдата.

— В роту, лошадь отвел на конюшню — иду в роту…

— Что с тобой? — не выдержал старшина. — Ты, что ли пьяный?

— Вы же знаете, — нагло улыбнулся Гараев, — что я не пью, а закуски для людей мне не жалко…

— Ты поговори у меня еще, побаклань, — посуровел старшина, — а ну дыхни сюда, быстро!