Юрий Асланьян - Последний побег

— Когда жрать будем? — крикнул ташкентский славянин, от галифе ставший похожим на большую лягушку.

— Молчать! — заорал какой-то майор, пробегая в сторону двигавшегося к перрону полковника.

Пацаны переключились на его шаг, с оттяжкой носка, руку, взлетевшую к виску…

— Товарищ полковник, учебный батальон построен для отправки к месту назначения!

Ответ полковника Гараев не расслышал. Командир части прошел к середине пространства и развернулся к колонне, расставив ноги.

— Повара есть? — громко спросил он. — Два шага впе-ред!

Вышли человек десять черных, двигаясь бестолково, будто бараны.

— Сапожники, плотники, парикмахеры, два шага вперед! — продолжил сортировку полковник. — Подойти к офицерам, всем записаться, по специальностям… Спортсмены есть? Мастера спорта, кандидаты в мастера, перворазрядники?

Учебный батальон начал погружаться в эшелон для отправки в Новобирюсинск — крайнюю точку железнодорожной ветки, идущей от Нижней Поймы и обслуживавшей Красноярские лагеря. Именно там, в учебке, Гараев встал по ранжиру третьим в отделении — за Толиком Монаховым и Сашей Ищенко.

И вот они встретились. На погонах ташкентского кореша — одна лычка, ефрейтор! А кто не помнит, что «лучше иметь дочь проститутку, чем сына ефрейтора»?

— А меня перевели сюда из штаба части — ужасная доля… — посетовал Сан Саныч, — приходится заниматься селекторной связью на периметре производственной зоны, месить грязь по поселку. А баб здесь вообще нет… Хочу в Ташкент! А ты что делал эти полтора года?

— Стоял на вышке, — ответил Гараев.

— Ничего другого придумать не мог, что ли?

— Не мог, за меня думали другие…

— Э-э, надо быть самостоятельным человеком. В Крас-лаге все продается и покупается. Ну, давай, я пошел в штаб батальона.

Гараев посмотрел вслед Сан Санычу — тот шел весело, уверенно, в начищенных до блеска сапожках, в бушлате с запахнутыми до предела полами, небрежно и туго затянутыми кожаным ремнем. Посмотрел — и позавидовал ему.

Гараев стоял в казарменном коридоре 12-й роты, у стены, покрытой дощатыми панелями коричневого цвета. Мимо проходили сержанты, пробегали солдаты. Он стоял, сжав руки за спиной в замок, глядя перед собой. В отглаженной форме со свежим подворотничком, с пилоточкой в двух пальцах от правой брови и правого уха, со значком «Отличник боевой и политической подготовки» на левой груди. Слегка напряженный, но подтянутый.

— Ты Гараев? — подошел к нему сержант со светлыми вьющимися волосами и красной повязкой дежурного по роте.

— Я, — ответил он.

— Тебя вызывают в канцелярию роты, — улыбнулся сержант, — там командир, замполит и старшина.

Последнее, понятно, можно было не говорить, но сержант, похоже, был славный малый.

— Разрешите войти? — попросил разрешения Гараев, переступая порог кабинета и закрывая за собой дверь.

— Входи, Гараев, — ответил командир роты старший лейтенант Каменев, которого Григорий уже видел вчера, в день своего прибытия, на вечерней поверке.

— Рядовой Гараев по вашему приказанию прибыл, — вскинул он руку к виску.

За тремя письменными столами, стоящими буквой «П», сидели три офицера. В центре — командир роты.

— Вот что, Гараев, тебе осталось служить полгода, — медленно произнес командир, — на вышке, как я понимаю, ты уже настоялся, отстоял свое, пора отдохнуть от караульной службы. Как ты думаешь?

— Как прикажете, — ответил он.

— Правильно, а прикажем так: с завтрашнего дня ты приступишь к обязанностям заведующего ротной столовой и повара. Там есть еще три кашевара — гражданские женщины.

— Но я не знаю, что бросать вперед — капусту или картошку.

— Завтра узнаешь, — со скупой улыбочкой ответил старший лейтенант и добавил, кивнув в сторону белобрысого прапорщика лет тридцати: — А подчиняться будешь старшине роты Цыпочкину. Понятно?

— Так точно, товарищ старший лейтенант.

Наступила пауза. Офицеры молча разглядывали солдата, то ли оценивая его кандидатуру, то ли давая ему понять всю значительность наступившего момента. И только тут Гараев обратил внимание на молодого лейтенанта, видимо, довольно высокого роста, с розовыми от здоровья щеками и белыми руками, лежащими на столе. Почему-то он понял, что центр тяжести переносится на этот стол, на удлиненное и женоподобное лицо этого офицера.

Почему понял — вспомнил потом.

— И еще одна вещь, — сказал лейтенант высоким, как его рост, голосом, — у нас к тебе будет небольшая просьба. Дело в том, что кухня привлекает к себе разного рода воинов, которые не столько любят служить, сколько попивать и погуливать. То им закуску дай, то посуду, а то и расскажут, что в карауле было. Мы, командиры, должны знать об этом… Будешь обо всем рассказывать нам, понял, Гараев?