Алла Горбунова - Конец света, моя любовь [litres]

Когда снова пришел Бог к богачу просить денег, богач его и спрашивает: как же ты смог куртку мою вернуть, кису-мишу и кедр? Бог и говорит: да так, с неба спустил, были они там у меня и ценил я их очень, но ты у меня попросил дать то, что на небе ценится – вот я и дал. Богач недоумевает: как они туда попали? Бог и говорит: есть в сердце человека игла, которая всегда болит, в ней есть ушко, в это ушко идут караваны верблюдов и провозят сквозь него на небо вещи, которые люди любили всем сердцем. Бог ушел, а жена кинулась на богача, что тот, значит, опять Богу денег дал. Богач ей и говорит: Бог мне долг вернул тем, что на небе ценится. И рассказал ей про куртку, кису-мишу и кедр. Жена фыркала-фыркала, а потом и спрашивает: я же твою куртку выкинула, думала, сгниет она на свалке, и кису-мишу выкинула, думала, никто не подберет его, и кедр срубили по моему приказу, а сад бетоном залили – как же Бог смог их тебе вернуть? Не иначе как прямо с помойки вещи на небо попадают? Как это возможно? А так, – говорит богач, – есть в сердце у меня игла, а в ней ушко, там ворота на небо. Жена как про это услышала, сразу захотела на небе жить, думает – там богато, все есть, полезла в сердце к богачу, нашла иглу, хочет пролезть, а не может. И так лезет, и сяк лезет, и вроде худая сама, фитнесом всяким занимается, следит за собой, а в ушко не пролезть ей. Видит: и караваны верблюдов туда идут груженые, везут все, что сердце богача любит, и щенок, которого они недавно завели, туда проходит, и котенок их британский туда проходит, и мышонок, которого богач подобрал недавно в подвале коттеджа, проходит, а она не проходит. Тут ей богач и говорит: уходи из моего сердца, видно, не люблю я тебя. И прогнал ее от себя, а сам жил счастливо, помогал нищим и детям, сажал деревья и всегда давал взаймы Богу.

Как это с ним случилось, лучше Иван сам расскажет. Тем более он любит рассказывать эту историю, как только напьется, и, бывает, повторяет ее раз по десять: про то, как съездил он в Прагу, кого там встретил и как это все произошло. Мы-то все уже много раз слышали эту историю, а вы – человек новый, и даже не представляете себе, о чем пойдет речь. Так что не медлите, да и подсаживайтесь за наш столик, Иван уже начал свой рассказ:

«…в тот год жара в Праге стояла феноменальная: за тридцать градусов в тени, за сорок на солнце, и так всю неделю. Кто-то сказал мне тогда, что это была самая жаркая неделя в Чехии за последние шестьдесят лет. Жил я на правом берегу, относительно недалеко от центра – десять минут на трамвае. Каждый день гулял: то по высокому, холмистому левому берегу, то по старому городу среди толп туристов. Что мне понравилось больше всего? Да много чего: собор св. Вита, еврейский квартал, но столько туристов было на улицах, что и Праги толком не увидать, одни китайцы с флажками. Я тоже был туристом, которому родители подарили поездку в Прагу летом после окончания третьего курса, и, как полагается туристу, посетил ряд экскурсий. В первый день была пешеходная обзорная экскурсия по старому городу и остаткам еврейского квартала, а вечером совершенно уморительный дяденька, как из клоунады тридцатых годов, провел нас на экскурсию «Мистическая Прага» – рассказывал про городские легенды и всякую мистику. Ездил я также в Чески-Крумлов и замок Глубока над Влтавой. Я даже купил карту Чехии, на которой были отмечены и изображены все замки. Просто пальцем некуда ткнуть в этой стране – замок на замке. И всюду поля с маками. Замок в Чески-Крумлове, замок Жлебы и крепость Локет напомнили мне замки из чешских фильмов-сказок семидесятых годов студии «Баррандов». Они в этих замках и снимались. Там вечно были юные, бледные и белокурые принцессы. Я даже пересмотрел «Златовласку» на компьютере. Но история моя не об этом всем, а о том, как в последний день в Праге я напился и познакомился с коленом вепря.

Пил я в каком-то небольшом хипстерском баре, и помню, что подсел ко мне студент из какой-то восточноевропейской страны, но говорил, хоть и плохо, по-русски. И завязался между нами теологический спор, а о чем – я не помню. Помню только, что во время этого разговора я попутно изъявил желание отведать колено вепря. Студент сказал мне, что знает хорошее место, где подают колено вепря, ресторанчик «Peklo», и идти надо именно туда, потому что там готовят это блюдо из ноги настоящего вепря, а не из рульки домашней свиньи, а это очень большая разница.

Когда мне принесли колено вепря, я не вру вам, откуда-то издали как будто донесся рев. Колено было огромное, оно с трудом умещалось на тарелке, и, по-моему, ничего ужаснее я в жизни не ел. Куда ни ткнешь в него вилкой – до мяса не добраться. Выискивать в нем мясо – то еще физкультурное упражнение, притом мясо жирное и гадкое. Я давился им, и ничего съесть не смог. Думал – доем дома, забрал его с собой, но потом подумал, что съесть его все равно не смогу, и выкинул в урну. Когда я выкидывал его в урну, откуда-то издали опять донесся рев вепря. Но когда я избавился от него, на душе стало намного легче. А пока было оно со мной – на душе была тяжесть и смутный страх. Потому на самом деле я и выкинул его. Сразу, как принесли его, огромное, на тарелке, – на душе эта тяжесть появилась, этот страх, как будто что-то очень могучее, очень древнее, живущее в дубовых лесах в рыжей щетине, пришло по мою душу, и я должен его съесть. И вот расстались мы, оба уже здорово пьяные, со студентом, и отправился я к себе в отель, чтобы утром уже ехать в аэропорт. Но спал я плохо, как бывает с пьяными, и опять меня объяла какая-то странная тревога и тяжесть, как будто что-то очень плохое вот-вот произойдет, и только я начал засыпать, как в дверь раздался стук. Это стучало колено. Я слышал рев и биенье копыт, хрюканье, топот, я видел клыки, пятачки, бурую щетину с рыжим отливом, и потерял сознанье, а когда пришел в себя – за окном рассветало, и у меня было вот это», – с этими словами Иван закатал штанину, и все мы увидели покрытое щетиной колено вепря.